— Твой отец хочет с тобой встретиться.
Ольга чуть не уронила чашку, которую мыла у раковины. Вода всё ещё текла из крана, а мать стояла в дверном проёме кухни, нервно теребя край фартука.
— Какой отец? — голос её прозвучал хрипло. — Мам, о чём ты говоришь?
— Ну… твой папа. Он звонил сегодня утром.
Ольга резко перекрыла воду и обернулась. Лицо матери было напряжённым, глаза метались по сторонам.
— Мам, ты же сама говорила, что он умер, когда мне было пять! Ты показывала мне справку о его смерти!
— Олюшка, дорогая, я… — Тамара Сергеевна сглотнула. — Я думала, что так будет лучше для тебя.
— Лучше?! — Ольга швырнула кухонное полотенце. — Тридцать лет я жила с убеждением, что отец мёртв! А он, оказывается, где-то живёт и чувствует себя прекрасно?
— Ты была ещё ребёнком, не поняла бы…
— Не поняла бы чего? Говори прямо!
Тамара Сергеевна опустилась на стул, словно ноги её подкосились.
— Он оставил нас. Просто ушёл и пропал. Ни копейки не присылал, даже на твои дни рождения не вспоминал. Я одна тебя растила, одна ночами сидела с температурой, одна ходила на родительские собрания!
— И поэтому ты решила мне соврать, что он умер?
— Я хотела тебя защитить! — голос матери сорвался в крик. — Зачем тебе знать, что отец отвернулся от тебя? Что он выбрал свободу вместо семьи?
Ольга схватилась за край стола. Мир закружился, словно пол под ногами начал уходить из-под неё.
— А справка о смерти? Откуда у тебя эта справка?
— Я… я попросила Надежду Анатольевну с работы. Она тогда в ЗАГСе работала. Сделала поддельную справку.
— Господи, мама! Ты понимаешь, что ты наделала?
— Олюшка, я думала…
— Ты думала! — Ольга ударила кулаком по столу. — А почему он появился только сейчас? После тридцати лет вдруг вспомнил о дочери?
Тамара Сергеевна замялась, снова начала теребить фартук.
— Ну… твоя бабушка умерла в прошлом месяце. Осталось наследство.
— Какое наследство? Какая бабушка?
— Его мать. Она… она всё это время была жива. Жила в Каролино-Бугазе, в своём доме. Тебе оставила дом и участок.
Ольга почувствовала, как теряет равновесие. Схватилась за спинку стула и медленно села.
— Значит, у меня была живая бабушка, которая… Мам, сколько ещё у меня родственников, о которых я не знаю?
— Только она одна. Больше никого.
— Откуда ты это знаешь? Откуда вообще что-то знаешь, если молчала все эти годы?
— Она иногда присылала письма. Просила дать ей увидеться с внучкой. Но я…
— Ты что делала с этими письмами?
— Выбрасывала. — голос матери стал совсем тихим. — Я боялась, что ты узнаешь правду и возненавидишь меня.
— А теперь что? Теперь я должна полюбить тебя за эту ложь?
Тамара Сергеевна заплакала, уткнувшись лицом в ладони.
— Ты не понимаешь, как мне было тяжело! Одной, без денег, с маленьким ребёнком! Я работала на двух работах, чтобы тебя прокормить!
— Это не даёт тебе права решать за меня, кто должен быть в моей жизни, а кто — нет!
— Оля, доченька, я всё для тебя делала…
— Для меня? — Ольга вскочила так резко, что стул опрокинулся. — Ты для себя делала! Чтобы тебе было легче, чтобы не объяснять, почему папа не приходит!
Телефон на столе зазвонил. Тамара Сергеевна протянула руку, но Ольга была быстрее.
— Алло?
— Ольга? Это… твой отец. Меня зовут Алексей Иванович.
Голос был незнакомый, хриплый от волнения.
— Я хотел бы с тобой встретиться. Поговорить. Нам нужно многое обсудить.
Ольга посмотрела на мать, которая отчаянно мотала головой.
— Да, — сказала она твёрдо. — Нам действительно есть о чём поговорить.
Встреча была назначена на субботу, в кафе на Львовской. Ольга три дня металась по квартире, словно зверь в ловушке. Мать ходила на цыпочках, пытаясь заговорить, но получала в ответ лишь холодное молчание.
— Оля, ну скажи хоть что-нибудь! — не выдержала Тамара Сергеевна в пятницу вечером. — Ты же понимаешь, я только хотела тебе добра!
— Добра? — Ольга оторвалась от окна, где простояла последний час. — Мам, ты лишила меня отца и бабушки. Ты украла у меня тридцать лет жизни!
— Он же оставил нас! Исчез, будто нас никогда не было!
— А может, он искал? Может, пытался найти? Ты же не знаешь!
Тамара Сергеевна снова разрыдалась. За эти три дня она, наверное, выплакала все слёзы, скопившиеся за годы.
