— Ладно, хватит о грустном, — Тамара резко изменила тон на деловой. — Я же не просто так пришла.
Ольга нахмурилась. Она прекрасно помнила Сергея — плотного, самонадеянного мужчину с жирными глазами, который весь вечер пытался «приобрести» её внимание дорогим шампанским и неуместными комплиментами. — Тамар, я же говорила, он мне неинтересен.
— Да перестань капризничать! — воскликнула подруга. — Ну и что, что не Брэд Питт. Зато надёжный, как крепость. Твоего ребёнка примет, фамилию даст. Будешь жить, как королева, а не копаться в этой пыли. Он готов завтра же пойти в ЗАГС. И кстати, по поводу мастерской… Он хочет выкупить её у тебя за двойную цену. Это будет его свадебный презент, так сказать. Решишь сразу все заботы.
В этот момент дверь снова заскрипела, и в мастерскую, стараясь не создавать лишнего шума, боком протиснулся человек. Это был Виталик, дворник, убирающий их двор и время от времени за небольшую плату помогающий жильцам с мелкими поручениями. Мужчина неопределённого возраста, худой, сгорбленный, в потёртом спецкостюме. Его лицо, покрытое светлой щетиной, казалось совершенно бесстрастным, а взгляд всегда опускался к полу. Главной его особенностью было сильное заикание, из-за которого он почти не разговаривал, предпочитая общаться кивками и мычанием.
— В-в-вам… п-п-полки… п-прибить, — с трудом вымолвил он, не поднимая головы и указывая на угол, где Ольга укладывала готовые заказы.
— О, Виталик, здравствуй, — тепло улыбнулась Ольга. — Да, спасибо, что заглянул. Если можешь, посмотри, пожалуйста.
— Ещё один твой питомец, — с отвращением прошипела Тамара, когда дворник, шаркая ногами, направился в угол мастерской. — Аня, ты с ума сошла! Пускаешь к себе всякий сброд. Сергей увидит — в обморок упадёт. Гони его вон!
— Он не сброд, он хороший человек. И руки у него золотые, — возразила Ольга. — Не всё измеряется деньгами, Тамар.
— Ну-ну, — протянула Тамара, поднимаясь. — Философствуй дальше. А Сергей заедет сегодня вечером, я ему сказала, что ты будешь ждать. Не упусти свой шанс, Анечка. Другого может и не быть.
Она вышла, оставив после себя аромат дорогих духов и гнетущее ощущение тревоги. Ольга посмотрела на Виталика. Тот, не обращая на неё никакого внимания, внимательно осматривал расшатавшийся стеллаж. Он был частью этого старого дома, таким же тихим, незаметным и, как ей казалось, никому не нужным. И именно поэтому она испытывала к нему необъяснимую симпатию.
***
Когда дверь за Тамарой захлопнулась, в мастерской вновь воцарилась привычная тишина, нарушаемая лишь тихим поскрипыванием инструмента в руках Виталика. Ольга вернулась к своему столу, но работать уже не могла. Слова подруги больно резанули по сердцу, пробудив тоску, которую она так усердно скрывала на самом дне души. Она взяла в руки янтарную закладку, и холодный металл привычно лёг в ладонь.
Виталик, закончив укреплять стеллаж, подошёл к столу, чтобы забрать свои инструменты. Он двигался почти бесшумно, и Ольга вздрогнула, заметив его рядом. Его взгляд случайно упал на закладку в её руке. На мгновение его обычно пустые глаза засверкали каким-то странным, непонятным интересом.
— К-к-красивая… — выговорил он, и это было самое длинное слово, которое она слышала от него без заикания.
Ольга горько улыбнулась. — Да. Память.
Он кивнул, складывая отвертки в старую холщовую сумку. Затем вдруг замер и, не поднимая глаз, спросил, запинаясь сильнее обычного: — П-п-почему… г-грустная? Он… он… об-бидел?
Ольга удивилась. Обычно он никогда не задавал вопросов. Его участие, такое неловкое и искреннее, почему-то пробило броню, которую она выстроила вокруг себя. — Нет, — покачала головой. — Он не обидел. Он был… самым лучшим. Настоящая сказка. Просто сказка закончилась.
Она сама не заметила, как начала рассказывать. Не про любовь, не про беременность, а просто про встречу с человеком, который понимал её, как никто другой. Про белые ночи, про разговоры о вечном, про чувство абсолютного родства душ. Про нелепый телефон, который сломался в самый неподходящий момент. Виталик слушал молча, не перебивая, лишь изредка кивая. Он не смотрел на неё, его взгляд был устремлён на старинный пресс для бумаги в углу, но Ольга чувствовала, что он действительно внимал.
— А… ес-сли… он… тоже… и-ищет? — выдавил он, когда она замолчала.
— Как он меня найдёт? — в её голосе прозвучала безнадёжность. — Он даже фамилии моей не знает. В таком огромном городе…
Слезы, которые она так долго сдерживала, навернулись на глаза. Она резко отвернулась к окну, чтобы этот странный, тихий человек не увидел её слабости. — Дура я, — прошептала она. — Надо было на бумажке номер записать. Дура…
