— Мама, мы теперь навсегда останемся здесь?
Тамара вздрогнула от едва слышного голоса двенадцатилетней Ирины и оторвала взгляд от голого окна, за которым сгущались холодные апрельские сумерки. Они расположились на надувном матрасе — единственном предмете мебели в пустой однокомнатной квартире. Три сумки с вещами уныло прижимались к стене. Воздух наполнял запах краски и пыли. Сквозняк пробирал до костей.
— Да, солнышко. Теперь это наш дом.
— А папа придёт сюда? — спросил Владимир, прижимаясь к её боку. Его лоб ещё был раскален после болезни, и Тамара автоматически положила ладонь ему на лоб.
Сердце сжалось от болезненного укола. Что она могла им сказать? Что папа отвернулся от них? Что он выбрал свою мать и её тотальный контроль вместо них?
— Папа знает, где мы, — осторожно произнесла она. — Но сейчас мы будем жить одни. Втроём. Мы же команда?
— Команда! — серьёзно кивнул Владимир и обнял её ещё крепче. Ирина молча положила голову на её плечо.
Тамара обняла детей и закрыла глаза, сдерживая слёзы. В ушах ещё звучали крики Елены Викторовны и растерянные слова Дмитрия на лестничной площадке. Она убежала. Вырвалась. Но чувствовала себя не победительницей, а беженкой. Страх холодными пальцами сжимал горло. Что теперь? Как справиться в одиночку? Денег до аванса едва хватит. Квартира пустая. Впереди суд, развод, раздел того, чего у неё и так почти не было.
Внезапно зазвонил телефон. Незнакомый номер. Тамара напряглась, ожидая услышать голос мужа или свекрови, но всё же ответила.
— Таня? Здравствуй. Это Наталья Ивановна с работы.
Тамара растерялась. Наталья Ивановна была самым опытным и уважаемым фельдшером на их подстанции. Женщина предпенсионного возраста, строгая, немногословная, всегда держалась особняком. Они никогда не общались вне работы.
— Здравствуйте, Наталья Ивановна.
— Оксана сказала, что ты съехала от своих. Адрес дала. Это так?
— Да, — выдохнула Тамара.
— Понятно, — в трубке повисла пауза. — Я сейчас подъеду. У меня для тебя кое-что есть. Диктуй номер квартиры.
Тамара нерешительно продиктовала. Через полчаса в дверь позвонили. На пороге стояла Наталья Ивановна, а за ней — двое крепких мужчин в спецовках.
— Это мои сыновья, — коротко представила она их. — Помогут занести.
И сыновья начали приносить в квартиру… мебель. Не новую, но прочную и чистую: небольшой раскладной диван, письменный стол для детей, пару стульев, кухонный столик, старенький, но исправный холодильник «Саратов». А сама Наталья Ивановна внесла две огромные сумки.
— Здесь постельное бельё, подушки, одеяла, — сказала она, ставя сумки на пол. — И кастрюля с борщом. Ещё горячий. И котлеты. Дети должны поесть.
Тамара смотрела на всё это широко раскрытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова. Слёзы, которые она так долго сдерживала, хлынули потоком. Она закрыла лицо руками и просто плакала — от шока, от благодарности, от внезапного, ошеломляющего осознания, что она не одна.
Наталья Ивановна подошла и неловко, по-мужски, похлопала её по плечу.
— Ну что ты, разволновалась? Соберись. Война только началась, а ты уже в слёзы. Думаешь, ты одна такая? Половина женщин так живут, терпят до последнего. А потом либо в петлю, либо сбегают, как ты. Ты молодец, что решилась. Правильно поступила.
Её сыновья, молча расставив мебель, также молча ушли. Наталья Ивановна осталась. Она по-хозяйски направилась на кухню, достала из сумки тарелки, разлила горячий, ароматный борщ.
