Я устроилась на кухне, заварила себе чай. Лёша метался из комнаты в комнату, то вздыхая, то свистя. В конце концов он сел напротив и сказал:
— Может, я ошибался, так увлекаясь ремонтом. А ты… ты ведь упрямая, могла бы раньше сказать.
— Я говорила, — криво улыбнулась я. — Просто в это время ты чачу пил.
Он виновато отвернулся.
На следующий день Наташа не позвонила. Не звонила и через день. Примерно через две недели пришло от неё короткое сообщение: «Доделали пол первого этажа. Дети простыли. Как у вас?» Я посмотрела на эти слова и поняла: прежней лёгкости уже нет. Ответила спокойно: «Мы нормально. Восстанавливаемся после дороги».
Позже в ленте увидела очередную историю: «Пригласила друзей — а они месяц сидели у меня на шее». Комментарии бурлили: «Вот наглецы!», «Не зовите никого!» Я читала и улыбалась уголком рта, потому что знаю и другую сторону. Где ты моешь полы, пока остальные отдыхают, а потом ещё называют тебя хитрой.
Я не против помощи. Серьёзно. Но помощь — это когда есть границы, когда обе стороны говорят и слышат друг друга. «Оля, честно: нам нужна рабочая сила, отдыхать не получится». Если бы Наташа сказала так, я бы не приехала — и мы сохранили бы дружбу.
А так… Мы стали чем-то вроде знакомых с общей историей про Скадовское лето, где всё пахло чачей, пылью и чужими ожиданиями.
И ещё. Я перестала смеяться над рассказами о «нахлебниках» и «хитрых хозяевах». В каждой такой истории скрывается чья-то усталость и чьё-то молчание.
Кто-то боится попросить, кто-то стесняется отказать, кто-то не умеет сказать «нет». Теперь я умею. И от этого чувствую себя немного спокойнее.
В том году мы с Лёшей поехали в Скадовск в сентябре, на четыре дня. Сняли маленькую комнату в гостевом доме с облупившейся верандой, где по утрам кричали чайки.
Я лежала на тёплом песке и слушала шум волн. Никому не готовила, никому не стирала, ни перед кем не была обязана улыбаться из вежливости.
А вечером мы покупали по стакану кукурузы на пляже и спорили, где закат красивее — в Скадовске или в Приморске.
Это были лучшие четыре дня моего отпуска. И, как ни странно, именно тогда впервые за это лето я ощутила, что отпуск действительно случился — не на бумаге и не в фотографиях, а во мне самой.
Я отпустила чужие ожидания и вернула свои.
— Знаешь, — сказал Лёша, когда мы сидели на пирсе и болтали ногами над водой, — я всё думал: а что, если бы остались ещё на неделю?
— Вернулись бы уставшими и злыми друг на друга, — ответила я. — А Наташа всё равно считала бы, что мы мало сделали.
— Наверное, — вздохнул он, сжав мою ладонь. — В следующий раз поедем отдыхать туда, где нас не ждут как бесплатных работников.
— В следующий раз мы сначала спросим себя, — улыбнулась я. — Зачем едем. Для кого. И что за это заплатим.
Вечером, уже дома, я достала из шкафа тот почти не ношеный купальник и убрала его в ящик с надписью «Одесса — сентябрь». Рядом на полке лежала маленькая записка, которую я написала себе в дороге: «Говори честно. Обозначай границы. Не плати чужую цену за свой отпуск».
И да, теперь, когда в сети встречаю чьи-то исповеди о «наглых гостях» или «корыстных хозяевах», я не ищу виноватых.
Я просто тихо желаю всем им одного — вовремя произносить важные слова, пока пыль не осела ровным серым слоем на всю жизнь.
