Игорь Степанович медленно обратил взгляд к Нине Петровне.
Хотя он говорил тихо, его спокойный голос вызывал дрожь по спине. — Значит, вы позволяли себе унижать мою дочь, основываясь на своих домыслах о ее материальном положении? — Я… я… я желаю Дмитрию только добра! — пробормотала Нина Петровна, прижимаясь к креслу. — Ему нужна подходящая жена, а не… — Не кто? — мягко уточнил Игорь Степанович. — Не дочь человека, владеющего строительной компанией «Сокол»?
Вы же о ней слышали?
Нина Петровна открыла и закрыла рот, словно выброшенная на берег рыба.
Название «Сокол» было известно по всей стране.
Нина Петровна снова открыла и закрыла рот, словно рыба на суше.
«Сокол» звучал повсюду. — Алексей, — обратился Игорь Степанович к своему спутнику, — мне кажется, я забыл.
Каков был доход за прошлый квартал? «Дядя Алексей» впервые заговорил.
Его голос был низким и глухим, словно исходил из-под земли. — Двадцать миллионов.
Долларов.
И это только киевский филиал.
Цифра повисла в воздухе.
В этот момент в замке повернулся ключ, и в квартиру вошел Дмитрий.
Сумма будто повисла в воздухе.
В этот самый момент в дверь повернули ключ, и в комнату вошел Дмитрий. — Привет, я дома!
Ого, что за гигант припарковался во дворе, перегородил… — он остановился на полуслове, заметив необычную сцену.
Его мать, бледная как полотно.
Его жена, стоящая рядом с двумя незнакомыми мужчинами внушительной комплекции. — Людмила? — растерянно спросил он. — Что здесь происходит?
Кто эти люди?
Людмила шагнула к нему.
В ее глазах смешались боль и решимость. — Познакомься, дорогой.
Это мой отец.
Он приехал, чтобы обсудить с твоей мамой мои будущие перспективы в этой семье.
Дмитрий переводил ошарашенный взгляд с Людмилы на ее отца, затем на мать, которая казалась частью обивки старого кресла.
Дмитрий переводил ошарашенный взгляд с Людмилы на ее отца, затем на мать, которая казалась частью обивки старого кресла. — Папа?
Люд, я не понимаю… Ты говорила, что твои родители — пенсионеры… И живут далеко, поэтому я их не видел. — Я многое говорила, Дмитрий.
Потому что хотела, чтобы ты полюбил меня, а не папины деньги, — Людмила подошла и взяла его за руку.
Ее ладонь была холодной, но хватка — крепкой. — И ты полюбил.
Но твоя мама… решила, что имеет право судить меня по обложке, которую я сама и создала.
Дмитрий наконец по-настоящему посмотрел на мать.
Он увидел ее страх и растерянность, и вдруг все мелкие уколы и недовольные взгляды, которые он раньше списывал на плохой характер, сложились в единую, неприятную картину.
Дмитрий наконец по-настоящему посмотрел на мать.
Он увидел ее страх и растерянность, и вдруг все мелкие уколы и недовольные взгляды, которые он раньше списывал на плохой характер, сложились в единую, неприятную картину. — Мама? — его голос был тихим, но в нем звучало разочарование. — Это правда?
Ты обижала Людмилу?
Нина Петровна вздрогнула.
Она попыталась показать оскорбленную добродетель, но выглядела жалко.
Нина Петровна вздрогнула.
Она попыталась показать оскорбленную добродетель, но выглядела жалко. — Сынок, я же для тебя старалась!
Я хотела как лучше! — Лучше? — переспросил Игорь Степанович, сделав шаг вперед.
Он не угрожал, просто констатировал факты. — Лучше — это когда мою дочь, единственную и любимую, доводят до того, что она вынуждена звонить мне и просить помощи?
Я думал, что она вышла замуж за мужчину, который будет ее защитой и опорой.
Эти слова ударили по Дмитрию сильнее, чем любая пощечина.
