Телефон зазвучал на столе спустя три минуты.
Тамара Сергеевна взглянула на подсвеченный экран с надписью «Владимир» и сделала еще один глоток чая.
Она не взяла трубку.
Спустя минуту аппарат снова завибрировал.
Затем пришло сообщение от Оксаны: «Мама, что это значит? Перезвони срочно!».
Она повысила громкость телевизора.
Ей было понятно, что сейчас происходит на другом конце линии.
Паника.
Гнев.
Попытки осознать, как их надежная, всегда готовая помочь мама могла так поступить.
Через два дня началась настоящая буря.
Звонок в дверь раздался настойчиво, почти агрессивно.
Тамара Сергеевна неспешно подошла и заглянула в глазок.
На пороге стояли Владимир и Оксана.
Загорелые, но сердитые.
Отпуск явно был безвозвратно испорчен.
Она открыла дверь. — Мам, ты с ума сошла?! — с порога воскликнул Владимир. — Какой еще отель?
Ты видела этот счет?
Ты решила нас разорить из-за какой-то собаки? — Здравствуйте, дети, — спокойно произнесла Тамара Сергеевна. — Заходите.
Только снимайте обувь, я полы только что помыла.
Это спокойствие сбило их с толку куда сильнее любой ссоры.
Они вошли в квартиру.
Владимир оглядел разодранный диван, перевернутое растение. — Что это? — указал он пальцем на диван. — Это, Владимир, результат пребывания твоей воспитанной собаки в моей квартире.
Я вызвала мастера, он оценил ущерб.
Вот счет за перетяжку мебели и покупку нового фикуса.
Она протянула ему аккуратно распечатанный лист. — Ты еще и счет мне выставляешь? — возмутился Владимир. — Ты должна была следить за ним! — Я должна была? — впервые за много лет Тамара Сергеевна посмотрела на сына не с любовью, а с холодным любопытством. — Я вам ничего не должна, дети.
Как и вы мне.
Я так понимаю, вы приехали не для того, чтобы вернуть мне залог за отель и возместить ущерб?
Оксана попыталась смягчить ситуацию. — Мамочка, зачем так?
Мы же семья.
Мы бы все уладили.
Владимир просто погорячился, с кем не бывает.
Зачем сразу крайности? — Крайности — это когда твой родной сын обвиняет тебя в эгоизме, потому что ты не хочешь, чтобы твой дом превратили в руины.
Крайности — это когда родная дочь говорит, что у тебя «куча времени», чтобы прислуживать ее брату.
А это, — она кивнула на счет, — всего лишь следствие ваших решений.
Владимир покраснел. — Я не собираюсь за это платить!
Ни копейки!
И за твой дурацкий отель тоже! — Ладно, — спокойно ответила Тамара Сергеевна. — Я и не сомневалась.
Тогда я продам дачу.
Это было словно удар ниже пояса.
Дача, на которую они уже строили планы: шашлыки, баня, отдых с друзьями.
Их дача.
Место, где они всегда отдыхали, пока мать все лето пропадала в огороде и красила забор.
— Ты не имеешь права! — выкрикнула Оксана, забыв о миротворчестве. — Это и наша тоже!
Мы там провели все детство! — Документы на мне, — пожала плечами Тамара. — А детство, Оксана, закончилось.
Вырученных денег хватит, чтобы покрыть расходы, компенсировать моральный ущерб и, может быть, съездить в Испанию.
Людмила говорила, там очень хорошо.
Они смотрели на нее, как на незнакомку.
Перед ними стояла не их тихая, покорная мама, а женщина со стальным характером, о котором они даже не подозревали.
Женщина, которая больше не боялась их гнева, манипуляций и обид.
Впервые за долгие годы в комнате воцарилось напряженное молчание.
Это было неловкое затишье осознания.
Они проиграли.
Спустя неделю Владимир перевел на ее карту всю сумму до копейки.
Ни извинений, ни звонков больше не последовало.
А Тамара Сергеевна и не ожидала.
Она достала с антресолей свой старый, почти новый чемодан.
Позвонила Людмиле. — Людочка, привет.
У тебя еще есть место на фламенко?
