У каждого свои раны.
Однако Тамара ощутила, что он ей симпатичен.
Очень сильно симпатичен.
Искра вспыхнула мгновенно, и, казалось, не только у нее, ведь на прощание Дмитрий произнёс: – Можно к тебе с просьбой обратиться?
Похоже, я теперь какое-то время инвалид.
Возьмёшь опеку над калекой?
Всего десять минут назад он с гордостью рассказывал о своей самостоятельности, так что просьба выглядела скорее как предлог.
Его взгляд был теплым и цепким. – Я подумаю, – тихо ответила Тамара.
Она размышляла об этом до самого вечера.
Вместо того чтобы идти в баню, она поспешила к нему.
Нога была туго перевязана эластичным бинтом – фельдшер поставил диагноз растяжение и посоветовал беречь.
Дмитрий угостил её травяным чаем, и на этом всё закончилось, хотя он смотрел на неё так, что у Тамары загорались щеки.
Теперь её привлекал не покой Поляны, а именно его дом.
И она сильно раздражалась, когда Саша не хотел засыпать.
Раньше это не вызывало у неё волнения, а теперь каждое мгновение ожидания казалось мучительным.
Им было легко находиться рядом.
Оба рано потеряли супругов, оба носили груз вины, оба ценили тишину и природу.
Единственным омрачающим моментом этого растущего счастья был Саша.
Она не рассказывала о нём.
Сначала не думала, что всё зайдёт так далеко, а потом… потом стало страшно.
Как признаться после почти месяца встреч?
Её спасала больная нога – он не мог сам прийти в гости.
Свекровь звонила почти ежедневно, плакала в трубку: «Верни мне последнюю радость!» И в голове Тамары, отравленной этими слезами, начали появляться ужасные мысли: а может, и правда?
Может, отвезти его к бабушке?..
В тот день с утра всё пошло наперекос.
Каша пригорела, пока она выносила вонючую кастрюлю на улицу, Саша порвал несколько страниц из заветной книги бабушки.
Потом, рисуя, он сломал все карандаши и, не получив новых, закатил такую истерику, что у Тамары забилось сердце. – Как же ты мне надоел! – выкрикнула она, теряя контроль. – Всё!
Хватит!
Отвезу тебя к бабушке Ольге Сергеевне, и будешь там жить!
В душе стало пусто и странно легко.
Не придётся ничего объяснять Дмитрию.
Она просто отвезёт сына, и все будут счастливы.
Спрятав книгу на антресоли, Тамара вышла мыть кастрюлю.
Саша сидел в комнате, аккуратно расставляя машинки в ровные ряды – это занятие всегда занимало у него много времени.
Оттирая пригоревшее дно, она думала о Дмитрии.
Позже, сжигая обломки карандашей в бане, её мысли вновь обращались к нему.
Она так увлеклась мечтами о свободной жизни, что потеряла счёт времени.
Вернувшись в дом, она посмотрела на часы – пора готовить обед.
Потом был сон Саши.
А после… после она побежит к нему.
Суп уже начал кипеть на плите, когда её пронзила тишина.
Слишком гнетущая, абсолютная.
В доме было тихо, словно никого кроме неё здесь не было.
Она заглянула в комнату.
Машинки стояли ровными рядами.
Саши не оказалось. – А ну-ка, выходи! – приказала она, и по спине пробежали холодные мурашки.
Ответа не последовало.
Она посмотрела под кровать, в кладовку, за шкаф.
Затем взгляд её упал на пустой крючок в прихожей.
Не было синих кроссовок с якорьками.
Не было ярко-жёлтой ветровки.
Её затрясло.
Куда он мог уйти?
Она выбежала на улицу и закричала, голос сорвался в визг: – Са-ша!
В ответ была лишь гробовая, давящая тишина, от которой закладывало уши.
Она выбежала за калитку, всматриваясь вдаль, пытаясь заметить пятно ядовито-жёлтого цвета.
Она металась из стороны в сторону, кричала до тех пор, пока горло не сжало спазмом, и страх парализовал сознание.
Она уже ничего не могла соображать, когда столкнулась с Дмитрием, хромающим от колонки с водой к своему дому. – Тамара? – удивился он. – Что случилось?
