Александр Михайлович пожал плечами: — Пусто будет.
Тем не менее споры не прекращались… Но после того вечера всё как будто стало другим.
Споров становилось всё меньше; кто-то приносил новые цветы для клумбы — посадили бархатцы и даже подсолнух у стены.
Александр Михайлович не возражал вслух; иногда задерживался возле чайного столика, чтобы «узнать новости».
В середине лета Наталья принесла банку домашнего крыжовенного варенья и поставила её рядом с мятой.
Виктор Петрович осторожно размешивал варенье ложкой в стакане, всматриваясь через стекло банки в зелёные листья: — Какая же простая штука жизнь… Вот сидим — чай пьём… А могли бы ссориться до хрипоты из-за клумбы или вообще не знать друг друга.
Елена Викторовна кивнула: — Всё зависит от взгляда… Если каждый день видеть в другом врага — война за асфальт будет до самой зимы.
Ольга подумала о своём подоконнике: там тоже стояла баночка с мятой — уже слегка подсохшей к августу, но всё ещё ароматной.
Иногда ей казалось: когда вечером дома завариваешь эту мяту — словно возвращаешься к разговору у подъезда; к миру между людьми, где можно уступить место другому, не боясь быть обманутым.
В августе они вместе покрасили лавочку у подъезда, затем пересадили сирень чуть дальше от дороги — «чтобы корни не мешали асфальту», — пояснил Александр Михайлович с улыбкой.
Споры уже не разгоралось; чаепития стали тише, а отношения между соседями только крепли.
Однажды вечером Ольга пришла позже обычного; солнце уже садилось за гаражи.
Столик был пуст, лишь стеклянная банка с мятой мерцала в сумерках на подоконнике лестничной клетки.
Она бережно взяла её обеими руками и поняла: порой достаточно простого жеста — пригласить человека за стол или просто поделиться тёплым чаем, чтобы дать миру возможность расти среди обычных городских будней.
