— Будьте осторожнее, Тамара Сергеевна, — донёсся голос деда Ивана из-за забора. — Давление в колонке прыгнуло, не порвите шланг! — Держу крепко, — ответила я, поворачивая насадку в режим «туман».
Вода рассыпалась мелкими серебристыми каплями, мягко оседая на листьях томатов.
Утренний воздух на даче наполнялся запахом влажной земли и свежего укропа.
Я обожала этот момент: солнце ещё не палило, скворцы шумно спорили на проводах, а грядки слушались меня так же послушно, как отточенная мелодия слушается пальцев.
По графику у меня были томаты, затем огурцы, потом клубника и цветы вдоль дорожки.
Всё было выстроено годами, всё под моим контролем. — У вас шланг как у пожарных, — снова подошёл дед Иван, вытирая лоб кепкой. — Настоящий! — На катушке с разными насадками, — улыбнулась я. — Это экономит силы и нервы.
Я приобрела эту дачу на собственные сбережения и гордилась каждой доской забора, каждой плиткой на дорожке.
Правда, забор между нашим участком и соседским я ещё не поставила: то у меня не было средств, то у неё «не тот момент».
Третий сезон прожили мирно — до этого лета.
Из калитки соседки, Ольги, показалась тень, затем сама Ольга.
Волосы были собраны крабиком, глаза с красными прожилками. — Привет, Лидочка, — хрипло поздоровалась она. — Ночная смена была… сил нет.
Слушай, у меня к тебе просьба.
У тебя же шланг очень длинный.
Можешь мои грядки тоже полить?
Пока я ночью.
Я буду говорить. — Раз-два могу, — пожала плечами я. — Но если забуду — не обижайся.
И водой своей поливаю, ты же знаешь. — Да ты что! — обрадовалась она и даже хлопнула в ладоши. — Ты меня выручишь!
Я повернула насадку в сторону её забора, направив струю через щели на увядающие кусты перца.
Земля зашипела от воды. «Раз-два — не таскать кирпичи», — подумала я, не подозревая, что именно с этого «раз-два» начнётся привычка, от которой потом будет сложно отказаться.
Неделя пролетела, как воробей через двор. «Сказать или не сказать» так и не произошло.
Ольга ни разу не написала и не подошла, а я всё поливала и свои, и её грядки.
Её листья ожили, расправились, огуречные усики зацепились за сетку, и мне стало спокойно: значит, усилия не напрасны. — Тамара Сергеевна, вы просто золото! — махала она мне из окна кухонным полотенцем. — Вы меня спасаете! — Ольга, может, сама сегодня? — как-то позвала я, сматывая шланг. — Ох, не сегодня! — поморщилась она. — Голова тяжёлая, как чугун.
Завтра — точно!
Но завтра так и не наступало.
Я замечала её на веранде — она неторопливо помешивала чай, листала ленту в телефоне, беседовала с подругой.
Я бегала с насадками, всматривалась в землю, принимала решения за двоих. — Тамара, — однажды пришла соседка с банкой варенья, — возьми.
Вишнёвое.
Своё. — Спасибо, — ответила я и поставила банку в шкаф.
Варенье — приятно, но вода — не сахар и не бесплатная.
Да и спина у меня не из железа.
Вечером, когда солнце садилось за берёзы, впервые почувствовала раздражение — оно заполнило грудь, словно тёплая вода в ведре, и не уходило. — Почему ворчишь? — позвонила дочь Наташа. — Дача же — отдых. — Отдых — это когда на шее не сидят, — ответила я. — А тут как-то… всё по накатанной пошло. — Скажи прямо.
Ты же умеешь. — Скажу, — пообещала я, упрямо сматывая катушку.
На следующий день я подкараулила Ольгу у её теплицы.
Она вышла в халате, в тапках, с ногтями, давно не крашеными. — Ольга, давай так, — начала я спокойно. — Я не против помочь, но постоянный полив — это не «раз-два».
