Поезд, прибывший на станцию, остановился, и из вагонов на пустынный перрон вышла небольшая группа сонных пассажиров.
Последним покинул вагон молодой парень в форме.
Он двигался неспешно, поскольку знал, что его, Игоря, здесь никто не ждет.
Перекинув через плечо дорожную сумку, с трепетом в душе Игорь направился по пустому перрону в воспоминания о своем недавнем детстве.
О таких, как Людмила, в деревне говорили просто: беспутная.
Она не имела профессии и не стремилась к работе.
За свои сорок с лишним лет она лишь трижды устраивалась на работу: посудомойщицей в столовую, уборщицей в школу и дояркой на ферму.
Везде не задерживалась дольше года.
В доме тоже царил беспорядок.
Она готовила плохо, о кулинарных талантах не было и речи; большой двор и амбары были завалены всяким хламом.
Часть большого огорода, если удавалось раздобыть семена, засаживали картошкой и парой грядок зелени, которую дети съедали уже в июне.
В остальном же там росли полынь и крапива.
Правда, примерно десять лет назад завели корову, которую три года с трудом кормили за счет колхоза и соседских подачек, так как собственного сена едва хватало до конца зимы.
С рукоделием у матери тоже не складывалось – ни рубаху детям починить, ни носки связать она не могла.
Одним словом – беспутная.
Хорошо у нее получалось спать до обеда, ходить на гулянки, пить и ссориться с родственниками.
К тому же от разных отцов она родила троих детей.
Старшую Таню прижила еще в девках – позор на всю деревню.
Пока девочка не подросла, никто не знал, кто отец.
А когда девчонка стала явственно походить на отца, признали его, но было уже поздно – его не было в живых.
Отец Игоря почти не оставил в памяти следов, хотя Игорь знал, что тот жил в соседней деревне, изредка присылал алименты, и они встречались пару раз.
Будучи подростком, Игорь ездил на его похороны: постоял около гроба в чужом доме минуты пять и вышел во двор.
На этом родственные связи по отцу и прекратились.
В школе у Игоря встречались однофамильцы, которых считали его родственниками.
Но для стеснительного, замкнутого мальчика это мало значило.
На сиротство Игоря оформили пенсию.
Мать получала деньги, продукты и муку, на которые и выживали.
Только последний мужчина – отец Вики – оставался с матерью уже семнадцатый год.
Видно, под стать себе она выбрала его – болтливый и чрезмерно хвастливый, такой же беспутный, как сама, и самодур.
К счастью, после тюрьмы он не прикасался к спиртному и работал на ферме.
Он худо-бедно кормил троих детей, они не умирали с голоду.
Зато Таня много страдала от него.
Сестре доставалось больше всего.
Отчим ревниво охранял ее девство, в последние годы почти посадил под домашний арест.
О любых ухажерах не могло быть и речи – он сразу заявил, что мужа выберет ей сам.
Мать смотрела на все это сквозь пальцы, ей не до конфликтов с мужчиной, который кормил ее детей.
Таня бунтовала, устраивала скандалы и по ночам плакала в подушку.
Иногда тайком наведывалась к бабе Нине, тетке матери.
Та старалась научить ее жизненной мудрости и давала советы на будущее.
После девятого класса другая племянница бабы Нины с большим трудом забрала Таню в Коблево и устроила ее в ПТУ.
Игорь же «в подоле» не числился, поэтому, пока отчим боролся с сестрой, его почти не трогали и не воспитывали.
Молчаливый и тихий от природы, он старался реже попадаться отчиму на глаза.
При неплохих способностях в школе он перебивался с тройки на двойку, дома присматривал за маленькой Викой и проводил время с местной шпанией.
Хотя жил в семье, чувствовал себя безродным.
Когда Таня уехала, он совсем остался один.
Как выяснилось, между ними была какая-то невидимая связь – общая печать безотцовщины.
Игорь сразу потерялся.
Теперь он стал старшим, оказался на виду, настало время его воспитывать.
Но у него был иммунитет к наставлениям отчима.
Он проводил дни с друзьями у реки, иногда ночевал на сеновале, начал курить.
На все нравоучения молча смотрел в пол, а после угроз и затрещин беспечно убегал дальше.
Однажды его на улице поймала осиротевшая без деда и Танинных «забегалок» баба Нина.
Она привела его домой, накормил досыта котлетами и душистыми калачами, дала пригоршню дешевой карамели.
Парень растерянно осматривался вокруг, не зная, как вести себя в столь необычной для себя обстановке: стоять неподвижно было неловко, а благодарить и проявлять ласку он не умел.
