— Подумай, что ты сможешь сделать со своей долей, — сказал он.
— Мне нужно время, Леша, — ответила я. — Решение принять нелегко.
— О чём ещё размышлять? Дом стоит пустой и разрушается. Ни у тебя, ни у меня нет возможности содержать его. Оставлять его в таком состоянии — безответственно.
Он говорил правду. Моя жизнь теперь сосредоточена в Одессе — рядом с мужем, детьми и офисной работой. В Каменец-Подольский я приезжала лишь пару раз в год, а за последние годы — только чтобы ухаживать за Тамарой Сергеевной. Алексей появлялся там ещё реже, ведь Киев и его успешная юридическая карьера всегда были для него в приоритете.
Вечером я затопила печь и начала разбирать вещи мамы: её скромную одежду, аккуратно размещённую в шкафу, фарфоровый чайный сервиз, который доставали лишь «по особым случаям», и пучки рецептов, записанных от руки и хранившихся в коробке от печенья. Каждая из этих вещей напоминала о её присутствии.
Среди них я обнаружила пожелтевший конверт. Внутри лежали документы на дом и неоконченное письмо, адресованное «Моим детям».
