— А мне приятно с вами беседовать, — признался он искренне. — Вы столько всего интересного знаете.
После того как его уволили из библиотеки и появилось больше свободного времени, он стал проводить вечера у Ганны. Постепенно она стала делиться с ним личным. Рассказывала о муже-инженере Алексее, который скончался от инфаркта в возрасте пятидесяти восьми лет.
— Мы были вместе тридцать лет, — вспоминала она. — Он был добрым и надёжным человеком. Часто говорил: «Ганна, музыка — твоё настоящее призвание».
Она также рассказывала о единственном сыне Степане, погибшем в автокатастрофе двадцать лет назад, и о том, как музыка помогала ей пережить утраты и не сломаться.
— Знаешь, Никита, — говорила она однажды, перебирая на пианино простую мелодию, — я всегда учила детей: музыка — это не просто звуки. Это язык души, который минует разум и говорит напрямую. Вот и ты со мной общаешься не словами, а делами.
Связь между ними была простой и искренней. Никита не ждал благодарности — ему просто было по душе общество умной женщины с богатым внутренним миром. А Ганна словно расцветала под его вниманием и заботой, которых ей так долго не хватало.
***
Прошлой зимой Ганна тяжело заболела пневмонией. Никита почти не отходил от неё: ночевал на раскладушке в гостиной, кормил её с ложки, следил за приёмом лекарств по расписанию и читал вслух её любимые стихи Дарины и Валентины.
Медики предупреждали: в её возрасте болезнь может быть смертельно опасной. Но она справилась.
— Если вдруг со мной что-то случится… — сказала она как-то вечером весной за чашкой чая на кухне. — Я бы хотела оставить всё тебе. Ты ведь не позволишь этой квартире превратиться в проходной двор?
Никита тогда отмахнулся от подобных разговоров. Ему казалось невозможным представить Ганну иначе как живой и энергичной женщиной с острым языком даже в свои восемьдесят лет.
— Не говорите так, Ганна… Вы ещё долго будете радовать нас своей жизнью.
— Мне уже восемьдесят лет, Никита. Я обязана думать об этом заранее. Пообещай мне: сохранишь душу этого дома?
— Обещаю… — тихо произнёс он.
Но однажды октябрьской ночью она ушла во сне — спокойно и тихо, так же как прожила последние годы своей жизни. Утром Никита пришёл с покупками и нашёл её бездыханной. На тумбочке рядом лежала записка: «Спасибо тебе за всё, мой дорогой мальчик».
Он сам занялся организацией похорон: оформил документы, связался с немногими знакомыми Ганны. Прощание было скромным — пришли лишь четверо человек: сам Никита; соседка Лариса; бывшая коллега из музыкальной школы Оксана; а также племянница София.
София Андреевна Крылова была женщиной около пятидесяти лет; появилась в дорогом чёрном наряде с холодным взглядом наблюдателя. Во время поминок почти ничего не говорила — только внимательно осматривала квартиру будто оценивая её стоимость.
— Любопытно узнать, когда тётя успела вписать тебя в завещание… — бросила она на прощание Никите ледяным тоном. — Уж очень всё удачно для тебя сложилось… Не находишь?
— Я правда не понимаю вас… — растерянно ответил он.
— Ещё как понимаешь… Но мы это просто так не оставим…