Одинокая, скукожившаяся сосиска лежала рядом с пустой упаковкой из-под наггетсов.
По краям контейнера засохли остатки сыра. Последняя банка пива ушла ещё вчера вечером. Полка Тараса напоминала поле боя, где его голод одержал быструю и безоговорочную победу над запасами.
А вот верхняя полка, принадлежащая Екатерине, выглядела как образец порядка и заботы о здоровье. Там были аккуратно разложенные контейнеры с куриной грудкой, свежие овощи, стройный ряд йогуртов и половинка авокадо, заботливо завернутая в плёнку. Всё лежало на своих местах — нетронутое.
Во вторник Тарас вернулся домой уставшим и голодным после работы. Он был уверен: этот абсурд уже должен был закончиться. Ну да, Екатерина обиделась, устроила демонстративную акцию протеста — выпустила пар. Но к сегодняшнему вечеру всё должно было вернуться в привычное русло. С грохотом бросив ключи на тумбу в прихожей и не снимая обуви, он направился на кухню. Открыл холодильник — и застыл.
Его взгляд метался между опустевшей средней полкой и изобилием наверху. Несколько секунд он молча смотрел на это несоответствие; сначала в его глазах читалось недоумение, а затем — глухое раздражение. Из комнаты вышла Екатерина в домашней одежде с книгой в руках. Она спокойно посмотрела на него и вновь погрузилась в чтение.
— Ладно, хватит шуток, — произнёс он сквозь зубы, не оборачиваясь к ней. — Сейчас сделаю себе пару бутербродов.
Он потянулся к её полке за упаковкой ветчины — той самой, что она купила отдельно для себя.
— Надеюсь, из того, что ты сам купил? — её голос прозвучал спокойно и чётко, словно удар плетью.
Его рука застыла в воздухе. Он медленно повернул голову к ней.
— У меня ничего нет… Ты же видишь сама…
— Вижу. И это грустно, — она перевернула страницу книги так же невозмутимо. — Но это твоя ответственность, Тарас. Мог бы зайти после работы в магазин.
Он захлопнул дверцу холодильника с такой силой, что банки внутри задребезжали от удара.
— Ты серьёзно?! Я пришёл домой уставший! Хочу поесть! А ты устраиваешь спектакль с этими подписями на продуктах! Мы вообще семья или как?
— Семья? Та самая семья, где один человек съедает три четверти еды из холодильника и при этом платит только за половину? — она отложила книгу и встретилась с ним взглядом прямо и хладнокровно: ни злости там не было, ни обиды — только точная констатация факта. — Я просто восстановила справедливость. Теперь всё по-честному.
— По-честному?! — он взорвался окончательно. — По-честному жена должна заботиться о муже! Дома должен быть ужин! Я вкалываю каждый день ради этой квартиры! Плачу за всё! А ты мне считаешь куски колбасы?!
Он приближался к ней шаг за шагом; выше ростом и шире плечами он нависал над ней весь перекошенный от ярости лицом. Но она стояла твёрдо: не отступала ни на сантиметр и смотрела снизу вверх спокойно и уверенно до пугающего равнодушия. Она позволила ему выговориться до конца; дала выплеснуть накопленное раздражение… И когда он замолк наконец перевести дыхание – сказала то, что давно зрело внутри неё.
Говорила тихо – почти буднично – но каждое слово било точно по цели:
— Ты уничтожаешь запасы дома как саранча… А я ещё должна платить половину? Серьёзно? Может быть ты перепутал роли? Вот когда будет действительно поровну – тогда можешь устанавливать свои правила!
Он остолбенел от услышанного: ожидал слёз или истерики… но никак не такой прямоты – резкой до боли правды прямо в лицо… Слово «саранча» будто ударило под дых: слишком метко… слишком унизительно… Внутри него что-то надломилось – привычный порядок вещей дал трещину…
— Это… это противоречит нашему соглашению! — выкрикнул он отчаянно цепляясь за последнее убеждение. — Ты обязана платить половину за продукты! Даже если ем их я! Так мы договаривались!
— Договаривались раньше… — коротко ответила она без тени сомнения в голосе.— Теперь условия изменились: хочешь есть – покупай сам или готовь из того что приобрёл лично.
Она подняла книгу со стола и спокойно ушла обратно в комнату оставив его одного посреди кухни среди звенящей тишины… Он стоял тяжело дыша перед белоснежной дверцей холодильника… За которой лежала еда… чужая еда… А сам он был голоден как никогда прежде… И впервые за много лет почувствовал себя здесь чужим человеком – тем кому указали его настоящее место…
На следующий вечер Тарас вернулся домой с двумя огромными пакетами из супермаркета… Он нарочно выгрузил их прямо на кухонный стол: стейки разных сортов мяса; пельмени; колбаса; пиво… Настоящий бастион провизии – немой манифест самодостаточности: молча заявляющий о том что ему больше ничего не нужно от неё…
