Я крепко прижала Анастасию к себе, уткнувшись носом в её волосы. От неё исходил аромат детского шампуня, смешанный с чем-то до боли знакомым и родным.
— Игрушек не хватит, солнышко.
— А если я еще и велосипед отдам?
Что-то болезненно сжалось внутри.
После этого я не выдержала — мы с Анастасией поехали к Оксане. Хотела, чтобы она сама увидела, до чего довела ребёнка. Мы звонили в дверь, стучали, но ответа не было. Соседка Ганна выглянула из-за двери и, посочувствовав, сказала:
— Она дома. Почти никуда не выходит. Продукты ей курьер приносит.
— Мам! — я кричала сквозь дверь. — Мам, открой! Анастасии тяжело без тебя!
Но за дверью стояла тишина.
— Бабушка! — всхлипнула Анастасия. — Бабушка, я тебя люблю! Пожалуйста, открой!
Что-то скрипнуло внутри квартиры, но затем снова воцарилась тишина. Я с трудом увела дочку прочь — у неё начиналась настоящая истерика. Она напридумывала себе страшных вещей и была уверена в них всем сердцем.
К вечеру у неё поднялась температура. Врач сказал: всё на нервной почве.
— Может, всё-таки оформить кредит? — нерешительно предложил Тарас.
— Ты в своём уме? У нас же ипотека висит на шее!
— Но что нам остаётся? Ребёнок переживает… Если твоя мать пойдёт на примирение, Анастасии станет легче.
Анастасия тоже уговаривала:
— Мамочка, напиши бабушке: скажи ей, что мы купим машину.
— Родная моя, мы ведь не можем…
— Но бабушка же важнее машины…
***
В итоге именно Анастасия сумела нас помирить. Ей предстояло выступать в садике: петь в хоре и исполнять соло. Незадолго до концерта она спросила меня:
— Мамочка, а бабушку можно пригласить?
— Конечно можно. Только… она может не прийти.
— Я тогда письмо ей напишу!
Писать дочка уже умела — этому её научила Оксана. Она корпела над письмом полдня: высунув язык от усердия, исписала пять листов и потом аккуратно переписала всё начисто.
— Что ты там написала?
— Что очень её люблю. Что она самая-самая лучшая бабушка на свете. И что мне без неё очень грустно… И что я буду петь специально для неё.
Мы отнесли письмо и опустили его в почтовый ящик Оксаны.
