— Я никого не унижаю. Просто больше не собираюсь быть вашим кошельком.
Муж Ганны, до этого державшийся в стороне, неожиданно вмешался:
— Она дело говорит! Сама заработала — честь ей и хвала! А вы тут…
— Помолчи уже! — резко оборвала его Ганна.
Он тут же умолк.
— Лариса, — мама поднялась с места, — если ты не образумишься, считай, что у тебя больше нет семьи.
— Мам, не надо шантажировать.
— Я всё сказала. Пошли, дети!
Они ушли. Даже дети не обернулись на прощание — были полностью поглощены своими телефонами.
Прошла неделя. Позвонил Михайло.
— Лариса… — голос у него был глухой, — можно я заеду?
— Приезжай.
Он появился весь избитый: под глазом синяк, губа разбита.
— Серьёзные ребята? — спросила я, доставая лёд из морозилки.
— Угу. Очень даже серьёзные оказались.
— Михайло, я… Я всё верну! Только сейчас выручи, мне совсем конец…
— Конечно вернёшь. Садись и пиши расписку с паспортными данными.
— Ты что, серьёзно?
— Вполне. И вот что, Михайло. Это в последний раз. Больше я не стану вытаскивать тебя из долгов. Честно говоря, ты меня так достал, что я уже мечтаю о чём-то таком, что бы навсегда лишило меня возможности тебе помогать. Даже если ты будешь умолять. Даже если у меня самой появится желание помочь. Иногда мне кажется: если я вдруг потеряю всё разом — это будет даже облегчением по сравнению с вашими бесконечными упрёками и просьбами.
Брат икнул и уставился на меня с полным недоумением. Поток моих слов ошарашил не только его, но и меня саму. Однако он не стал задавать лишних вопросов — только пообещал, что это действительно в последний раз и он обязательно изменится. Я очень надеюсь, что это правда.
