После того как она ушла, я долго сидела, вглядываясь в расписку. Мария ушла из жизни внезапно — инсульт не дал нам возможности поговорить о многом. О её молодости, о том, почему она так и не решилась снова выйти замуж после развода с отцом, о той странной и затяжной ссоре с Тамарой, которая годами оставалась без объяснений. Они прекратили общение несколько лет назад, и Мария категорически отказывалась обсуждать причины. Но в одном я была уверена: о каких-либо долгах она никогда не говорила…
Квартира осталась единственным, что напоминало о ней. Двухкомнатная хрущёвка с потрескивающим паркетом — не роскошь, но это было моё единственное жильё. И терять его я не собиралась.
Однако и Тамара не собиралась отступать. Она начала действовать с размахом, словно ведя настоящую стратегическую операцию. Мне начали звонить дальние родственники, о которых я даже не знала. Как оказалось, они были не прочь вмешаться в чужие дела…
Одна троюродная бабушка с упрёком заметила, что «неприлично обижать родную кровь». Двоюродный брат Марии, которого я последний раз видела на своём выпускном, внезапно объявился с нравоучениями о семейных обязанностях.
— Дарина, ты должна понимать, — раздавался его голос в трубке, — родственные связи — это святое. А долги нужно возвращать.
К концу недели я чувствовала, что силы на исходе. В голове крутилась мысль: в конце концов, квартира — это всего лишь стены. Память о Марии я сохраню в душе. Мысль звучала возвышенно, как будто её могла произнести героиня английского романа XIX века. Только вот этим героиням не приходилось сталкиваться с киевскими ценами на жильё.
Если я лишусь этой квартиры, вряд ли мне удастся купить другую в столице…
Я уже начала складывать мамины фотографии в коробку, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Ганна — мама Марии, которая жила у младшей дочери в Житомире.
