На экране высветилось «Екатерина». Он отклонил вызов. Впереди была ночь, которую он собирался провести вдали от дома.
Гостиница с ироничным названием «Уют» оказалась полной противоположностью своему имени. Безликий холл с запахом хлорки и застоявшегося кофе, утомлённая администраторша, не удостоившая его даже взгляда при выдаче ключ-карты. Номер на третьем этаже встретил спертым воздухом и монотонным гудением старенького холодильника. Две однотипные кровати под коричневыми покрывалами, поцарапанный лак на столешнице, телевизор, прикрученный к стене — всё это создавало ощущение стерильной пустоты. Здесь не было ни намёка на уют или тепло. И это было идеально: место без прошлого, без ассоциаций. Оно не напоминало о доме — потому что домом никогда и не являлось.
Богдан бросил куртку на спинку стула и направился в душевую. Под почти обжигающими струями воды он стоял до тех пор, пока кожа не покраснела. Он старался смыть с себя дорогу, пыль вахтового посёлка, усталость смены. Но слова, сказанные в прихожей перед уходом, оставались внутри — въевшиеся глубже любой грязи. Они стали частью его самого. Когда он вышел из ванной с полотенцем на бёдрах, отражение в зеркале показалось ему чужим: уставший взгляд, жёсткие складки у губ. Он посмотрел на свои руки — широкие ладони с въевшейся машинной смазкой между пальцами и мозолями давней давности. Эти руки держали кувалду при сорокаградусном морозе и крутили заклинившие вентильные краны. Эти же руки приносили домой деньги — на маникюр и платья.
Он опустился на край кровати и взял телефон в натруженные пальцы — те неловко скользили по гладкому экрану смартфона. Он открыл банковское приложение — не своё личное, а то самое общее… как он считал раньше: карта была привязана к его зарплатному счёту, куда дважды в месяц приходили средства за тяжёлую работу вдали от дома. Он никогда не следил за расходами Екатерины: зачем? Всё ради того, чтобы она ни в чём себе не отказывала.
Он начал пролистывать список транзакций за последний месяц.
«Ресторан „Версаль“ — 8700 гривен». Это был тот самый вечер: после изматывающей смены он звонил ей домой — она уверяла его, что смотрит сериал.
«SPA-салон „Орхидея“. Комплекс „Шоколадное обёртывание“ — 12 000 гривен». Тогда у них случилась авария на буровой; шестнадцать часов под ледяным ветром… к ночи он едва шевелил пальцами.
«Бутик „Milano“ — 34 500 гривен». Вероятно, то самое «новое платье».
Далее шла нескончаемая череда покупок: кофейни, косметические магазины, доставка еды и такси… Все суммы сливались в одну сплошную издёвку над ним самим. Его злило вовсе не количество потраченных денег — они были лишь средством обмена; раздражение было другим: холодным и ясным до прозрачности осознанием того факта, что всё это время он был никем другим как функцией… удобной опцией для комфортабельной жизни другого человека.
Он вспомнил день трёхлетней давности: свадьба только сыграна… тогда он сказал ей: «Я обеспечу нам красивую жизнь, Екатерина. Ты будешь самой счастливой». И слово своё он сдержал: заработал достаточно для этой самой жизни… Только вот представлял её иначе: как совместную радость вдвоём… А для неё это всегда было исключительно про личное удовольствие.
Все эти годы Богдан работал до изнеможения ради иллюзии: возвращения туда, где ждёт любящая жена… А по факту его встречала капризная женщина с вечными претензиями; жалующаяся Людмиле о том, что банкомат исправно выдаёт деньги… но совершенно неспособен обсуждать чувства.
Он положил телефон рядом на тумбочку. Решать больше ничего не требовалось — решение уже состоялось там же… у двери прихожей… когда один ботинок был ещё расшнурованным. Сейчас оставалось только сверить факты да подвести итоговую черту под проектом под названием «Семья». Убытки подсчитаны; впереди ликвидация активов.
Он растянулся на жёстком матрасе гостиничной кровати и впервые за долгие годы провалился в сон мгновенно… без единой мысли о доме – потому что дома больше попросту не существовало.
Утром Богдан проснулся от шума улицы за тонким стеклом окна гостиничного номера. Не было ни чувства разбитости после сна вне дома… ни тяжести пробуждения после бессонницы – наоборот: тело наполняла странная лёгкость… а разум отличала почти геометрическая ясность восприятия происходящего вокруг него.
