Ночь, проведённая в безликом гостиничном номере, словно стёрла всё прежнее. Он больше не ощущал себя измотанным супругом, стремящимся поскорее вернуться домой. Теперь он был хладнокровным тактиком, готовым к краткой, но решающей операции.
Утро он начал не с завтрака, а с визита в торговый центр напротив. В отделе мужской одежды он без колебаний выбрал простые, но качественные джинсы, кашемировый свитер тёмно-серого оттенка и новые кожаные ботинки. Не откладывая, переоделся прямо в примерочной — старую одежду, выцветшую толстовку и поношенные брюки, он без сожаления отправил в мусорную корзину. Затем направился в парикмахерскую: короткая стрижка и гладко выбритое лицо завершили преображение. В зеркале на него смотрел уже не Богдан — рабочий с вахты, а человек уверенный и собранный.
Ближе к полудню он устроился за столиком небольшой кофейни и набрал номер Екатерины. Она ответила почти сразу — голос выдавал тревогу после вчерашних пропущенных вызовов.
— Катюш, приветик! Солнце моё!
— Богдан? Привет… А ты где? Я вчера тебе звонила…
— Да связь подводила — трясло сильно в поезде. Я уже почти дома. В пути ещё немного. Буду вечером, как договаривались. Так что накрывай на стол — зверь голодный возвращается! — его голос звучал бодро и непринуждённо; он вложил в него ту радость, которую должен был бы чувствовать.
На том конце повисла короткая пауза.
— А… да. Конечно. Ждём.
Именно это слово ему было нужно услышать: «Ждём». Крючок заглочен — теперь оставалось только выжидать нужный момент. Он спокойно допил кофе и доел сэндвич. Спешить было некуда. Он ясно представлял себе: Екатерина тут же набрала Людмилу. Та начала собираться впопыхах и наставлять дочь по телефону: «Веди себя как обычно», «Улыбайся», «Главное — чтобы ничего не заподозрил». Они строили оборону, даже не подозревая о том, что противник уже внутри крепости.
Ровно в семь вечера он переступил порог квартиры. Из кухни тянуло запахом жареного мяса и приторной сладостью яблочного пирога. Дверь открыл своим ключом — как всегда.
На кухне были обе женщины: Екатерина — при параде, с идеальной укладкой; Людмила сидела за столом с чашкой чая — важная и собранная как генерал на боевом посту.
Они замерли при его появлении: ожидали усталого мужчину с дорожной щетиной на лице и потёртой одежде; того самого Богдана из поездов и пересадок… Но вошёл другой человек: аккуратно одетый мужчина с дорогим ароматом вместо запаха дороги; спокойный взгляд без суеты или раздражения.
— Богданчик! Ты приехал! Мы тут… пирог вот печём… — Екатерина поспешила к нему навстречу с объятиями, но остановилась перед протянутой рукой с пакетом вина и коробкой конфет.
— Добрый вечер, Екатерина… Добрый вечер вам тоже, Людмила,— произнёс он спокойно и поставил пакет на столешницу кухни.
Его хладнокровие будто звенело в воздухе громче любого выкрика или упрёка. Тёща прищурилась; её цепкий взгляд пытался уловить перемены во всём его облике.
— Приветствую тебя… С приездом,— процедила она сквозь зубы.
Он не стал раздеваться у входа: прошёл прямо к столу и сел напротив Людмилы. Окинул взглядом праздничную сервировку: лучшая скатерть, фарфор из серванта для особых случаев, хрустальные бокалы… Всё выглядело как сцена тщательно подготовленного спектакля встречи мужа-добытчика.
— Уютно у вас тут… По-семейному,— произнёс он ровным голосом так же отстранённо, будто говорил сам с собой.
— Так мы ж тебя ждали! Старались! Ты ведь голодный наверняка? Сейчас я…
— Не стоит,— перебил он её холодным тоном так резко, что она застыла посреди движения с тарелкой в руках.
Он перевёл взгляд сначала на жену… потом на её мать… В его глазах читалась ни злость ни обида – только усталость человека со свершившимся решением внутри себя.
— Знаете… я ведь вчера вернулся домой… Немного раньше срока… Хотел сделать сюрприз…
Эти слова прозвучали глухо – словно кусок льда упал посреди накрытого стола со звоном фарфора внутри кипящего масла эмоций.
Екатерина застыла – её улыбка медленно сползала вниз вместе со всей маской спокойствия на лице… А Людмила напротив вся напряглась – её тело стало жёстким как струна натянутой арфы… Глаза сузились до колючих иголок…
Она поняла первой…
