Вилка выскользнула из рук свекрови и с грохотом упала на тарелку.
— Руки… что-то руки как будто в масле, — пробормотала она, заметно побледнев.
Дарина спокойно взяла салфетку и протянула её Екатерине.
— Вот, возьмите.
Их пальцы на мгновение соприкоснулись. Кожа свекрови была ледяной. Этот краткий контакт был не просто жестом — это был сигнал, напоминание: «Соберись. Продолжай играть свою роль».
Виктор нахмурился. Его взгляд метнулся от побледневшей супруги к невозмутимому лицу невестки. Он не мог понять, что именно произошло, но нутром чувствовал: за то время, пока их не было в этом доме, здесь что-то изменилось навсегда.
После ужина мужчины разошлись по своим делам, а Дарина и Екатерина остались вдвоём на кухне.
Когда последняя тарелка была вытерта насухо, Екатерина тихо спросила, не оборачиваясь:
— Это… надолго?
Дарина смотрела на её согбенную спину. Власть — тяжёлое бремя.
— Это теперь навсегда, — ответила она ровным голосом. — Привыкайте к новому порядку вещей. Привыкайте к миру.
Эпилог. Год спустя
Прошёл год. Мир, который Дарина выстроила из обломков прежних конфликтов, оказался удивительно устойчивым.
Снаружи их семья казалась образцовой: свекровь и невестка — словно лучшие подруги. Екатерина научилась исполнять свою роль мастерски: пекла любимые булочки Дарины и всегда советовалась с ней по любому поводу.
Богдан был счастлив как никогда. «Я же говорил вам — вы обязательно подружитесь!» Он жил в сладкой иллюзии мира и согласия, которую для него тщательно поддерживали две женщины.
Единственным человеком, который не верил в эту идиллию, оставался Виктор. Он замечал тусклый взгляд своей жены.
Прежняя Екатерина — властная, язвительная женщина с хищным блеском в глазах — исчезла без следа. Её место заняла тихая тень с виноватым выражением лица и потупленным взглядом.
Однажды вечером они втроём сидели в гостиной: Богдан уехал в командировку; Виктор читал газету; Дарина вязала; Екатерина перебирала старые фотографии из коробки.
— Ой! Посмотрите-ка! Кого я нашла! — вдруг оживлённо произнесла она и протянула Дарине пожелтевший снимок. — Это Александр… Александр… Помнишь его, Виктор? Наш старый друг…
Дарина взяла фотографию в руки. Молодой мужчина с дерзкой улыбкой смотрел прямо в объектив камеры. Это была проверка на прочность.
Лицо Дарины осталось спокойным. Она внимательно изучила снимок и затем спокойно сказала Виктору:
— Красивый человек… Жаль только, мне не довелось его увидеть при жизни. Наверное, был достойный человек…
Екатерина замерла в ожидании реакции.
Дарина медленно перевернула фотографию обратной стороной вверх. Там аккуратным почерком было написано: «Моей Екатерине. Навсегда твой».
Она положила снимок изображением вниз на столешницу.
— Память… странная вещь, — произнесла она негромко и посмотрела прямо в глаза свекрови. — Иногда лучшее решение для неё — это спрятать её подальше в коробку и забыть о ней надолго…
Глазами Екатерины скользнули вверх к шкафу на втором этаже спальни. Она съёжилась всем телом; огонёк жизни вновь угас внутри неё.
— Да… пожалуй ты права, Дариночка… — пробормотала она торопливо и убрала фотографию обратно в коробку.
Виктор опустил газету на колени. Он слышал этот короткий обмен репликами; он видел эту немую дуэль взглядов между двумя женщинами своего дома… Его жилище перестало быть его оплотом спокойствия: оно превратилось в сцену чужого спектакля по сценарию ему незнакомому…
Позже той ночью Дарина лежала без сна и размышляла о прошедшем дне… Она добилась своего: обрела уважение, пространство для себя… свой мир…
Но радости от этой победы она не ощущала вовсе…
Теперь она стала надзирательницей для одной женщины… И режиссёром тщательно отрепетированного счастья для другого…
А коробка с письмами на верхней полке шкафа служила ей напоминанием… приговором… доказательством того, какой ценой достался ей этот холодный порядок до миллиметра…
