Он никогда не высказывал претензий. Всегда был сдержан и терпелив.
Иногда по ночам, когда он думал, что я сплю, я ощущала его взгляд. В нём не было страсти — лишь бездонная, пронизывающая жалость.
И именно эта жалость причиняла мне боль сильнее, чем когда-то отцовский гнев.
Однажды он вошёл в комнату с веткой сирени в руке. Просто протянул её мне.
— Весна на дворе, — тихо произнёс он.
Я взяла цветы, и их терпкий аромат наполнил всё вокруг. В тот вечер я впервые за долгое время расплакалась.
Мирослав сел рядом. Не обнял, не стал говорить утешения — просто остался рядом. Его молчаливое присутствие оказалось сильнее любых слов поддержки.
Шло время. Сначала появился сын — Данило, затем родилась дочь — Ирина. С их появлением дом наполнился новым смыслом. Я смотрела на их крохотные ладошки, слушала их смех — и лёд внутри меня начал таять.
Я научилась видеть ценность в Мирославе: его надёжность, спокойную силу и доброту. Он стал для меня настоящим другом и опорой. Я полюбила его — не той первой страстной любовью, а другой: тихой, зрелой и выстраданной.
Я научилась видеть ценность в Мирославе: его надёжность, спокойную силу и доброту. Он стал для меня настоящим другом и опорой. Я полюбила его — не той первой страстной любовью, а другой: тихой, зрелой и выстраданной.
Но Ярослав не исчез из моей памяти. Он приходил во снах: мы снова бежали по лугу, жили в нашей избушке…
Я просыпалась со слезами на щеках, а Мирослав лишь крепче сжимал мою ладонь без лишних слов. Он всё понимал… И всё прощал.
Я писала Ярославу письма — десятки страниц исписанных чувствами… Но ни одно из них так и не отправила. Сжигала их в камине и наблюдала за тем, как пламя поглощает слова для другого человека.
Пыталась ли я узнать о нём? Искала ли? Нет… Мне было страшно разрушить хрупкий покой своей новой жизни… Страшно услышать правду: что он забыл меня или женился…
Страх оказался сильнее надежды…
И вот теперь он стоит передо мной… На похоронах моего мужа… Лицо изменилось за эти годы — юношеские черты стерлись временем… Но глаза остались прежними: пронзительными до боли…
Поминки прошли как сквозь туман… Я механически принимала соболезнования, кивала в ответ на слова поддержки… Всё моё существо было напряжено до предела — я чувствовала его взгляд у себя за спиной…
Когда все разошлись, он остался один у окна… Смотрел на сад под вечерним небом…
— Я искал тебя, Оксана…
Голос стал ниже… с хрипотцой…
— Писал тебе каждый месяц… Пять лет подряд… Твой отец возвращал письма обратно даже не вскрыв…
Он обернулся ко мне:
— А потом я узнал о твоей свадьбе…
Воздух словно загустел… Каждое слово Ярослава ложилось тяжестью на портрет Мирослава над камином… Пять лет… Шестьдесят писем могли изменить всё…
— Мой отец… — начала я говорить… но голос предательски дрогнул… Что можно сказать? Что он разрушил две судьбы во имя добра?
— Он пришёл ко мне через неделю после того дня… Поставил условие: либо я уезжаю из города навсегда и больше никогда не пытаюсь тебя найти… либо он подаёт заявление о похищении дочери…
Он усмехнулся криво:
— Глупость полнейшая… Но тогда мне было двадцать лет… И я испугался… Не за себя – за тебя…
Перед глазами возник образ отца – Василия – с тяжёлым подбородком и властным взглядом… И растерянного двадцатилетнего парня напротив него – униженного, но пытающегося сохранить достоинство…
— Я уехал далеко на Север… Работал в геологоразведке… Связи почти никакой – письма шли месяцами… Думал убежать от всего этого… Но от самого себя ведь не убежишь…
Он провёл рукой по седым волосам:
— Потом начал писать твоей тётке – надеялся так будет надёжнее… Видимо отец предусмотрел это тоже… Приехать тогда я не мог – экспедиции длились по два-три года подряд…
А когда вернулся через пять лет – уже ничего нельзя было изменить…
Комната, где прошла моя жизнь с Мирославом длиною в пятьдесят лет вдруг показалась чужой. Стены впитали нашу историю молча наблюдали за мной со всех сторон…
Вот кресло у окна – там Мирослав любил читать вечерами…
Комната вдруг стала чужбиной среди привычного быта. Вот столик для шахматных партий вечерами вдвоём… Всё это было частью моей жизни – живым прошлым…
Но теперь туда ворвался призрак юности – всё пошатнулось внутри меня…
— А ты? — спросила я едва слышно…
— А что я?.. Жил как мог, Оксана… Работал много… Тайга круглый год… Хотел забыть тебя – но никак не получалось…
Потом встретил женщину одну хорошую – простую такую душевную женщину была врачом у нас там же в экспедиции…
Мы поженились потом… У нас двое сыновей родились – Нестор и Анатолий…
Сказано это было просто – без пафоса или драматизма. И именно эта будничная простота ранила сильнее всего.
Мечта о том мире сна где он был одиноким и ждал меня рассыпалась вдребезги…
Он жил своей жизнью дальше без меня.
У него была семья.
И места для меня там уже давно не осталось.
