Оленька устроилась в углу пустого кафе возле остановки, сжимая в руках тонкую папку с документами. С виду — обычный пластиковый файл, как у студентов для лекций. Но внутри находилось то, что должно было изменить её ближайшее будущее: кредитный договор на миллион четыреста. Бумаги источали запах свежей типографской краски и какой-то странной, почти церемониальной обречённости.
Диана — молодая официантка с ярко-розовыми ногтями и равнодушным взглядом — поставила перед ней чашку капучино и тут же выронила блюдце. Фарфор громко треснул о плитку, и Оленька вздрогнула. Она даже усмехнулась про себя: «Ну вот, знак получен. Спасибо, жизнь, поняла — пути назад нет».
Она вывела подпись аккуратно и неспешно, словно заключала не просто финансовое соглашение, а некий обет самой себе: либо начать жить по-настоящему, либо снова ждать чьего-то одобрения и милости судьбы.
К вечеру Оленька вернулась домой. В сумке лежали те самые бумаги, а в груди боролись радость с чувством вины. Радость — потому что мечта о собственном салоне красоты наконец становилась реальностью спустя пять лет ожиданий. Вина — потому что Богдану она ничего не сказала.
Богдан сидел на диване с планшетом в руках. Телевизор гремел новостями о курсе валют, он лениво пролистывал ленту новостей.
— Привет, — сказала Оленька, снимая туфли. — Что у нас на ужин?
— Мама заезжала… принесла кое-что, — он махнул рукой в сторону кухни. — Там котлеты.
Слово «мама» в их доме звучало как сигнал тревоги. Сразу после него воздух будто сгущался. Лариса умела быть ощутимой даже тогда, когда её не было рядом: её присутствие ощущалось в каждом ящике и выключателе.
Оленька молча прошла на кухню. На тарелке под крышкой лежали котлеты с запахом лука и пережаренного масла. «Мама заезжала», — отозвалось эхом внутри неё. Значит уже приходила… уже проверила порядок у «молодых».
Через два дня всё началось по-настоящему.
Оленька вернулась домой раньше обычного: бросила сумку у входа и услышала знакомое:
— Оленька, ты пришла?
Она застыла на месте. Голос доносился из кухни — свекровь была здесь без звонка или предупреждения. Ключ у неё был давно — подарили «в знак доверия» ещё в первые годы брака.
Лариса сидела за столом в очках с журналом «Финансовый контроль». На плите булькал борщ.
— Проходила мимо… думаю: загляну посмотреть, как вы тут поживаете, — сказала она своей фирменной улыбкой от которой у Оленьки всегда скручивало живот.
— Ой… а это что у тебя тут на столике?
Оленька опоздала буквально на мгновение: квитанция из банка уже оказалась в руках Ларисы.
— Это что такое? Кредит? Ты с ума сошла? На что ты его взяла? Ты хоть Богдану сказала?
У Оленьки всё внутри оборвалось от напряжения. Она протянула руку:
— Пожалуйста… отдайте… это моё…
— Моё? — переспросила свекровь с приподнятыми бровями. — Дорогая моя… фамилия тут указана нашего Богдана… значит это касается и меня тоже.
Вечером состоялся первый раунд семейной битвы за выживание.
Богдан стоял у окна с сигаретой и молчал.
— Я спрашиваю: зачем тебе этот кредит? — произнёс он тихо, но холодно.
— Для бизнеса… открываю салон красоты…
— А почему мама узнала раньше меня?
— Потому что у твоей мамы есть ключ от нашей квартиры! Вот почему! – вспыхнула она.
На секунду воцарилась тишина… А затем из кухни раздался голос:
— Браво тебе, Оленька! Конечно же свекровь виновата! А сама ты кто такая? Независимая? Ну так иди сама мужа корми! Сама стирай! И сама за квартиру плати!
Оленька вошла на кухню:
— Я кормлю! Я стираю! Я работаю! И ни копейки от вас не беру!
— Да-да… конечно… не берёшь…
Зато теперь должна банку!
