— Ты вообще соображаешь, что творишь? Это же твоя родная мать просит приюта. Или ты чужих сюда впустишь?
— А может, и впущу, — неожиданно для себя самой ответила я. — Это моё дело.
Ганна шумно втянула воздух, будто я её ударила.
— Вот это благодарность! Я тебя на ноги поставила, вырастила, а теперь ты меня — за порог?
— Ты растила Александра. А меня — как придётся, по остаточному принципу, — вырвалось у меня.
Повисла тишина. Такая плотная и глухая, что даже Барсик не выдержал и зашипел.
— Как ты можешь такое говорить? — голос её дрогнул. — Всё делала ради вас! Всё!
— Ради него, — я ткнула пальцем в пустоту, словно там стоял брат. — Ради своего идеального мальчика.
Она вздрогнула, губы задрожали.
— Ты просто завидуешь. Вот и всё. У Александра семья есть, ребёнок скоро появится, а ты одна осталась. Старая дева.
Я больше не сдержалась.
— Ганна, собирай вещи и уходи. Немедленно.
Она ахнула так громко, будто услышала смертный приговор.
— Ты меня выгоняешь? Меня?! Свою мать?!
— Да, — произнесла я твёрдо. — Выгоняю.
И в тот миг всё детство всплыло перед глазами: все обиды и её вечные «Александр устал, Татьяна, не мешай брату» прорвались наружу одним потоком.
Сумка выпала у неё из рук на пол; из неё рассыпались лекарства в блистерах, футляр с очками и салфетки.
— Ну что ж… — сказала она сквозь слёзы и злость. — Пожалеешь ещё об этом. Когда останешься одна-одинёшенька и некому будет воды подать… вот тогда вспомнишь мои слова!
Я промолчала. Просто распахнула дверь настежь.
— Уходи.
Она вышла молча. Чемоданы грохнулись о ступени лестницы. Я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.
Сердце колотилось так сильно, что звенело в ушах. Впервые за всю жизнь я не проглотила её слова молча. И это пугало… но одновременно приносило странное чувство освобождения.
Барсик осторожно подошёл ко мне и ткнулся носом в ладонь.
— Ну что ж… дружище… похоже, теперь мы с тобой настоящая семья…
Но внутри я понимала: это только начало истории. Ганна так просто не сдастся.
Прошло всего три дня после того разговора. Я искренне надеялась: обиделась по-настоящему и теперь переключится на Александра. Пусть он хоть немного прочувствует то же самое… Но радость моя была преждевременной.
Телефон зазвонил вечером как раз тогда, когда я только зашла в душ. На экране высветился номер брата. Шампунь застыл у меня на волосах вместе с мыслями: ну конечно… тяжёлая артиллерия пошла в ход…
— Татьяна… — голос Александра звучал напряжённо – словно он сдаёт экзамен по геометрии вслух перед комиссией. — Что у вас опять случилось? Мама говорит… ты её выгнала?
— Александр… — я вытирала волосы полотенцем и старалась держать себя в руках. — Она пришла ко мне с чемоданами без предупреждения! Ты вообще знал об этом?
— Знал… Она сказала – нервное истощение у неё… Елена беременна сейчас… ей тяжело… а мама с вами жить не может – напряжение…
— Ну так пусть снимет квартиру где-нибудь отдельно от всех нас,— предложила я спокойно.
— Татьяна! Ты серьёзно сейчас?! Это же наша мама!
— Особенно твоя,— отрезала я.— Для неё ты всегда был единственным ребёнком…
На том конце повисло молчание – почти слышно было его почесывание затылка сквозь трубку…
Он заговорил мягче:
— Слушай… Мы тут реально не справляемся… Елена нервничает постоянно… А маме нужно где-то быть… А ты ведь одна живёшь…
Я усмехнулась:
— То есть ты предлагаешь мне отказаться от своей квартиры – единственного жилья – которое я сама выплачиваю по ипотеке… ради вашего спокойствия?
Он пробормотал:
— Ну если по-человечески подумать… да…
И вот тут до меня дошло: взрослый мужчина тридцати лет так никогда и не перестал быть маминым мальчиком…
Я ответила холодно:
— Александр… У меня нет ни сил ни желания снова обсуждать это… Ганна ко мне переезжать не будет. Всё окончательно решено.
