— Если это действительно для нас, то почему тогда всё оформляется только на тебя?
На этот вопрос Данило так и не нашёл, что ответить. Он открыл рот, потом закрыл, снова попытался заговорить — но слова не находились. Татьяна не упустила момент.
— Потому что я тебе не верю, Оксанка. Говорю прямо — не доверяю. Ты ещё молода, неопытна, и главное — ты не из нашей семьи. Твои родители тебя бросили, бабушка умерла. У тебя никого нет, кроме нас. А ты, вместо благодарности, устраиваешь сцены. Сегодня тебе дом подавай, а завтра разведёшься с Данилом и уйдёшь, прихватив его. Нет уж, я этого не допущу.
Эти слова прозвучали как удар. «Не из нашей семьи». После пяти лет брака, после всех её усилий стать частью этого дома, она всё ещё оставалась чужой. И хуже всего — Татьяна использовала её одиночество как аргумент против неё, как доказательство её ненадёжности.
Оксанка посмотрела на мужа, надеясь увидеть в его взгляде хоть тень возмущения. Но Данило молчал. Он стоял, опустив глаза, и его тишина говорила громче слов. Он тоже считал её чужой. Пришлой. Временной.
— Значит, я вам не родня? — голос Оксанки звучал негромко, но в нём чувствовалась решимость. — После всего, что я для вас сделала? Я ухаживала за вами, Татьяна, когда вы болели. Я готовила, стирала, убирала. Отказывалась от своих желаний ради семьи. И всё равно чужая?
— Не раздувай из мухи слона, — отмахнулась Татьяна. — Ты просто выполняла то, что должна делать жена и невестка. Это не подвиг, а обязанность. И потом, мы тебя содержим. Жильё даём, кормим. Так что не стоит изображать жертву.
Содержат. Оксанка работала учительницей младших классов, зарплата была скромной, но стабильной. Все деньги она отдавала в общий бюджет, оставляя себе лишь на самое необходимое. А Татьяна, которая уже десять лет не работала и жила на пенсию и доход сына, утверждала, что обеспечивает её.
— Я работаю и вношу в семью не меньше, чем Данило.
— Твоя зарплатка — это слёзы, — с презрением бросила Татьяна. — Данило зарабатывает втрое больше. Так что не строй из себя кормильца.
Оксанка снова посмотрела на мужа. Он всё так же молча изучал узор на скатерти. Его безмолвие стало последней каплей. Она поняла: всё было решено заранее, без неё. Этот ужин — лишь способ поставить её перед фактом.
Но сдаваться она не собиралась. Дом Лилии был не просто недвижимостью. Это было её наследие, её связь с прошлым, её шанс обрести независимость. И она не позволит отнять его у себя.
— Понятно, — произнесла она спокойно. — Теперь выслушайте меня. Завтра с утра я иду к нотариусу. У меня есть завещание Лилии, заверенное официально. Там ясно указано, что дом переходит мне. Если вы попытаетесь что-то подделать или присвоить — я обращусь в полицию.
Татьяна рассмеялась. Смех её был резким, неприятным.
— В полицию? На свекровь? Да весь город будет смеяться! Неблагодарная невестка, которая хочет посадить мать мужа! Данило, ты слышишь, чем она угрожает?
Данило наконец поднял голову. Лицо его побледнело, в глазах — растерянность.
— Оксанка, ну зачем так? Мама ведь хочет как лучше. Давай решим всё по-доброму, по-семейному.
— По-семейному — это когда у меня отбирают то, что мне принадлежит?
— Никто ничего не отбирает! — вспылил Данило. — Просто мама лучше разбирается в этих делах. Она оформит всё на себя, а потом, если надо будет, перепишет на нас.
— Если надо будет? Кому надо? И почему на вас, а не на меня?
Данило замолчал, не зная, что сказать. На помощь ему снова пришла Татьяна.
— Потому что муж — глава семьи. А жена должна ему доверять. Если ты не веришь Данилу, то о какой семье может идти речь?
Вот и последний аргумент. Давление через доверие. Если Оксанка будет настаивать на своём, её обвинят в недоверии к мужу, в разрушении семейных устоев. Татьяна загнала её в угол, где любой шаг вперёд означал поражение.
Но Оксанка вспомнила Лилию. Её добрую улыбку, тёплые руки, аромат пирогов в доме. Бабушка всегда говорила: «Оксанка, запомни — у женщины должно быть что-то своё. Свой дом, свои деньги, своя опора. Чтобы не зависеть от чужой воли». И она оставила ей этот дом именно для этого — чтобы у внучки была защита.
— Я доверяю не словам, а фактам, — твёрдо сказала Оксанка. — А факты таковы: Лилия завещала дом мне. Не вам, не Данилу, а мне. И я не позволю его забрать.
