— Как ты смеешь обвинять мою мать в краже! — Данило с силой ударил кулаком по столу. — Она столько для тебя сделала!
— Правда? И что же именно? — Оксанка повернулась к нему, глядя прямо в глаза. — Давай разберёмся. Она придирается к тому, как я готовлю, как выгляжу, где работаю. Постоянно настраивает тебя против меня, следит за каждым моим шагом. При каждом удобном случае унижает. А теперь ещё и пытается присвоить моё наследство. Это ты называешь помощью?
— Не смей так отзываться о моей матери!
— А ты не смей предавать свою жену!
Комната погрузилась в напряжённую тишину. Данило смотрел на Оксанку, будто видел её впервые. А Татьяна сидела с непроницаемым выражением лица, но в глубине её глаз вспыхивали злорадные искры. Она наслаждалась этим моментом — довела их отношения до грани, и теперь выжидала, кто из них сломается первым.
— Выбирай, Данило, — вдруг произнесла Татьяна. — Или твоя мать, которая тебя вырастила и всю жизнь заботилась о тебе, или эта неблагодарная женщина, что оскорбляет твою семью. Решай прямо сейчас.
Это был не просто выбор — это был приговор. Татьяна знала, что сын не решится пойти против неё. Оксанка смотрела на мужа и видела, как он внутренне борется. Но она уже знала, чем всё закончится. Данило всегда был под маминым крылом, и это не изменится.
— Оксанка, — тихо начал он, — ты должна извиниться перед мамой. Она старше, она заслуживает уважения.
— Извиниться за то, что я не хочу, чтобы у меня отобрали то, что принадлежит мне по праву?
— За грубость и обвинения!
— Я просто сказала правду.
— Прошу тебя, Оксанка…
В его голосе звучала просьба, но не мужа, готового встать на защиту жены, а испуганного ребёнка, боящегося маминых упрёков. И Оксанка поняла окончательно — проигрыш случился не сейчас. Она проиграла тогда, пять лет назад, когда связала свою жизнь с человеком, который так и не повзрослел.
— Нет, Данило. Я не стану извиняться. И дом я не отдам.
Татьяна поднялась из-за стола. Её лицо было спокойным, почти торжественным.
— Ты всё слышал, Данило. Твоя жена выбрала имущество вместо семьи. Пусть будет по её.
— Мама, что ты такое говоришь? — лицо Данила побледнело.
— Говорю то, что давно следовало сказать. Эта женщина не уважает нас, не доверяет тебе, ставит выше всего какую-то недвижимость. Пусть уходит.
Оксанка ждала, что муж встанет на её сторону, скажет, что это их общее жильё, их союз, их решение. Но он молчал. Стоял между двумя женщинами, потерянный и жалкий, неспособный сделать выбор.
— Данило? — Она смотрела на него, надеясь на последнее слово в её защиту.
Он опустил взгляд.
— Может, тебе действительно стоит немного пожить отдельно. Подумать, успокоиться. Потом мы всё обсудим.
«Пожить отдельно». Не «я пойду с тобой», не «мама не имеет права тебя выгонять». Просто — пожить отдельно. Он сделал выбор. Как делал его всегда. И будет делать впредь.
Оксанка кивнула. Внутри что-то оборвалось, но вместе с этим пришло и облегчение. Больше не нужно было притворяться, будто это семья. Не нужно бороться за место в доме, где она всегда была чужой. У неё будет свой угол. Небольшой, но по-настоящему её.
— Ладно, — спокойно сказала она. — Я соберу вещи.
Она повернулась и пошла в спальню. За спиной раздался довольный голос Татьяны:
— Видишь, Данило? Я же говорила — она не из наших. Первая трудность — и она сбежала. А ты ещё вставал на её защиту.
Оксанка не стала слушать, что ответил муж. Это уже не имело значения. Она открыла шкаф и достала чемодан. Вещей было немного — за все эти годы она так и не почувствовала себя здесь дома. Словно с самого начала знала, что это временно.
Складывая одежду, она вспоминала Лилию. Как та, лежа в больнице, обняла её на прощание и прошептала: «Я оставляю тебе дом, Оксанка. Чтобы у тебя всегда было куда вернуться. Чтобы ты не зависела от чужой воли». Бабушка всё понимала. И заранее подготовила ей путь назад.
Через полчаса чемодан был собран. Оксанка вышла из спальни. Данило сидел на кухне, уткнув лицо в ладони. Татьяна, вероятно, ушла в свою комнату — праздновать победу.
— Я ухожу, — сказала она.
Он поднял голову. Глаза были покрасневшими.
— Оксанка, не надо. Давай поговорим. Мама вспылила, она не хотела…
— Хотела, Данило. Именно это она и хотела сказать. И ты с ней согласен, иначе бы не молчал.
— Я не согласен! Просто… я между двух огней. Ты же понимаешь — это моя мама.
— А я была твоей женой.
— Не говори так! Ты моя жена, и я тебя люблю!
