Соседка родителей — Вероника. Семья Марченко, давние знакомые из Кременчуга. Перечень растягивался на несколько страниц. Десятки имён. Сотни.
Оксанка медленно подняла глаза. Воздух, ещё недавно тёплый и уютный, вдруг стал тяжёлым, будто в нём растворилось чужое присутствие. Казалось, аромат чая уступил место резкому запаху чужих духов.
— Что это? — спросила она, стараясь говорить спокойно. Но в голосе уже не звучало той лёгкой радости, что была всего минуту назад. Она догадывалась, что это, но хотела услышать подтверждение.
— Это… мама составила, — Михайло говорил негромко, не отрывая взгляда от окна, словно избегая встречи с её глазами. — Считает, что всех нужно позвать. Иначе обидятся.
Его слова звучали отстранённо, как будто он просто передавал чужую волю, не имея к ней отношения. Эта безучастность вспыхнула в Оксанке злостью — резкой, как укол. Ей бы больше подошёл спор, крик, попытка отстоять свою точку зрения. Но он просто стоял в стороне, будто надеясь, что она всё примет без возражений.
— Михайло, мы ведь договорились, — её голос стал твёрдым, каждое слово — словно удар по стеклу. — Только роспись. Ужин на пятерых. Мы обсуждали это полгода. Выбрали ресторан. У нас нет средств на банкет для всей твоей Кременчугской родни. И главное — мы этого не хотим.
Он переминался с ноги на ногу, будто искал, за что ухватиться.
— Оксан, ну… — начал он, растягивая слова, как делал всегда, когда хотел её уговорить. — Мама говорит, это важно для семьи. Для традиций. Такое бывает раз в жизни, понимаешь? Она хочет показать, что гордится мной. И тебя… принять в семью.
Последние слова он произнёс почти шёпотом, но они ударили по Оксанке, как пощёчина. Вот оно. Не дело в традициях и не в родственниках. Это был билет в их круг, цена которого — её желания, их общее решение, их мечта о спокойном дне. Она смотрела на эти листы, на аккуратные строчки, и видела не перечень гостей, а свод условий, которые ей предлагали принять. Каждое имя — как кирпич в стене, которую возводили между ней и их будущим.
— Твоя мама оплатит этот праздник? — спросила она, сохраняя внешнее спокойствие, но в голосе звенела решимость. — Найдёт зал на сто человек за три недели? Возьмёт на себя всю организацию? Потому что я этим заниматься не стану. И наши сбережения, которые мы откладывали на машину, я на это не потрачу. Это ради людей, которых я даже не знаю.
Михайло поморщился, словно она задела за живое. Разговоры о деньгах всегда ставили его в тупик, особенно когда возразить было нечем.
