— Причём тут деньги? — его голос стал резким, почти колючим. — Речь идёт о уважении! Ты не понимаешь, насколько это важно для них. Это часть их уклада, Оксанка! Они так жили всегда.
— Это их уклад, — отрезала она. — Не наш. Мы с тобой приняли другое решение. Ты согласился. Или ты всё это время просто говорил то, что я хотела услышать?
— Я не врал! — он резко подошёл к столу, лицо налилось краской. — Я думал, ты проявишь понимание. Осознаешь, что семья — это не только ты и я. Это компромиссы, это забота о близких. О моих родных.
Слова, которые он произносил, звучали чуждо, словно он повторял чужой текст, выученный наизусть. Оксанка почти физически ощущала за его спиной силуэт его матери, нашёптывающей эти правильные, но тяжёлые формулировки. Компромиссы. Как удобно этим словом прикрыть требование отказаться от собственного «я».
— Компромисс — это когда обе стороны делают шаг навстречу, — произнесла она, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — А ты предлагаешь мне капитулировать. Принять чужие условия, которые мне навязывают. Это не компромисс, Михайло. Это давление. Мне диктуют, как мне стать частью вашей семьи. И цена — это отказ от нашей мечты.
— Опять ты про мечту! — он повысил голос, терпение его лопнуло. — Это всего лишь свадьба! Один день! Неужели так трудно сделать приятное моей маме? Моим родным? Они хотят быть рядом, радоваться вместе с нами! А ты ведёшь себя как… как будто тебе плевать на всех, кроме себя!
Слово «эгоистка» прозвучало как пощёчина. Но оно не сломило её — наоборот, внутри что-то застыло, стало кристально ясным и твёрдым. Она смотрела на Михайла — мужчину, с которым делила надежды, строила планы, — и видела не союзника, а человека, который уже сделал выбор. И этот выбор был не в её пользу. Он не стоял на защите их общего будущего, он требовал, чтобы она принесла его в жертву чужим желаниям.
— Если я уступлю сейчас, это не остановится, — произнесла она тихо, но в её голосе звучала не просьба, а приговор. — Сначала свадьба на сотню гостей. Потом мы будем жить там, где удобно твоей маме. Детей назовём так, как она скажет. А ты будешь приходить ко мне с той же виноватой улыбкой и повторять, что это «традиция», что надо «уважать». Я не хочу такой жизни, Михайло.
— Ты всё усложняешь! — почти выкрикнул он, в голосе его слышалась тревога. Он понимал, что теряет контроль, что она ускользает. — Это просто свадьба! Один день! Если ты хочешь быть со мной — ты должна быть и с моей семьёй!
Это прозвучало как окончательное условие. Прямое, без прикрас, как удар стекла о камень. И Оксанка приняла его. Но не так, как он надеялся. Она выпрямилась, в её взгляде появилась холодная решимость, как в морозное утро.
