— Я не собираюсь устраивать пир на весь мир ради толпы незнакомцев, — произнесла она, выговаривая каждое слово с ледяной чёткостью. — Хочешь угощать всех своих родственников — делай это сам. Я не потрачу на это ни копейки. Или мы расписываемся и следуем нашему плану, или свадьбы не будет вовсе.
После её слов наступила тишина, тяжёлая, словно свинцовая плита. Михайло уставился на неё, и его лицо медленно наливалось краской. Он не узнавал её — не ту, к которой привык: мягкую, уступчивую. Сейчас перед ним стояла женщина, твёрдо решившая не отступать. Его замешательство быстро сменилось яростью, будто она предала не только его, но и всё, что он считал своим.
— Вот как, значит, — его голос стал глухим, с металлическими нотками. — Ты готова всё перечеркнуть? Нашу любовь, наши мечты? Из-за чего? Из-за списка? Это по-детски, Оксанка. Это чистый эгоизм. Мама старалась, хотела устроить праздник для всех, а ты… ты просто плюёшь на неё, на всех нас.
Он говорил быстро, словно бросал в неё камни — одно за другим, пытаясь задеть, пробить, заставить её защищаться. Он стремился втянуть её в привычную ссору, где мог бы перекричать, убедить, сломить. Но Оксанка уже не слушала. Его голос слился с фоном, как гул ветра за окном. Она смотрела в отражение на стекле кухонного окна — спокойное, холодное лицо женщины, которая точно знала, чего хочет. Внутри неё не осталось ни злости, ни обиды. Только пустота — чистая, стерильная, как после хирургического вмешательства, когда удаляют всё лишнее, чтобы сохранить главное.
Она неторопливо обошла стол. Михайло замолк, ожидая, что она подойдёт, обнимет, уступит. Но она остановилась у стопки бумаг. Подняла левую руку. На безымянном пальце тускло поблёскивало тонкое серебряное кольцо с крошечным камушком — символ их обещания, их общего будущего. Она посмотрела на него, будто впервые заметила. Повернула кольцо, затем медленно сняла. Кожа под ним была бледной, словно след от старого шрама.
Она не бросила кольцо, не устроила сцену. Просто аккуратно положила его на верхний лист, прямо на имя какой-то «Софии из Украинки». На фоне ровных строчек кольцо выглядело чужим, неуместным. Затем она взяла бумаги, выровняла их, не сводя взгляда с Михайла. Сложила пополам, потом ещё раз, пока не получился плотный бумажный свёрток, в котором лежало кольцо. Протянула его ему. Он переводил взгляд с её лица на свёрток, не в силах понять, что происходит.
— Передай своей маме, — произнесла она ровным, спокойным голосом. — Пусть добавит это к своему списку.
