Дарина проснулась в 6:48 утра. Не потому что хотела — её разбудил неистовый шелест фольги, доносившийся с кухни. Первой мыслью было: может, это сон? Ну не может же здравомыслящий человек в понедельник с утра разделывать селедку под шубой? Тем более, не она сама.
Но, увы, это была не шуба. Это была Елена — воплощение утреннего ритуала: кофе, сваренный в чужой турке, тосты, поджаренные украдкой, и, венец всего — фольга. В неё заворачивалось буквально всё. Даже яйца всмятку казались пленёнными в серебристые коконы.
Дарина тяжело вздохнула и потянулась за телефоном, словно хватаясь за спасение.
Александр уже исчез. Сбежал, как опытный разведчик, лишь бы не оказаться между двумя главными женщинами своей жизни в утреннем противостоянии.
Дарина поднялась, накинула халат и направилась на кухню. Медленно, как врач, идущий на сложную операцию. Каждый шаг отдавался внутренней болью.
— Ой, а вот и наша сонюшка! — пропела свекровь, даже не обернувшись. — Я тут тебе кофе сварила. Надеюсь, ты не против, что турку твою взяла? Александр говорил, ты крепкий не любишь. Я сделала как надо — не эта ваша кислятина!
— Я ещё не проснулась, — отрезала Дарина и тяжело опустилась на табуретку. — Меня разбудили.
— Ну что вы такое говорите! — Елена театрально всплеснула руками. — Я просто подумала: раз живём под одной крышей, значит всё общее. Мы же теперь семья… Или я ошибаюсь?
Дарина повернулась к ней и уставилась пристально, будто пытаясь понять: перед ней человек или шкаф-купе с навязчивыми идеями в человеческом обличье.
Елена выдержала взгляд и, словно закалённый боец бронетанковых войск, пошла в наступление:
— Кстати о комнате. Я тут подумала: раз мне пока пожить у вас надо, может ту комнату, где у вас гардеробная, переоборудовать? Всё сделаю сама. А шкаф этот из Икеи выброшу — он шатается жутко, рядом спать страшно.
Дарина вспыхнула мгновенно.
— Это не гардеробная. Это МОЯ комната. С МОИМИ вещами. И вы здесь временно — насколько я понимаю — на пару дней.
— Ну-ну… — спокойно отпила кофе Елена. — «Пару дней» — это ты себе так решила, дорогая моя. А Александр сказал мне оставаться столько, сколько потребуется. Он вообще обсуждал с юристом вопрос долей в квартире.
Дарина замерла на месте. В воздухе повисло напряжение – будто вот-вот произойдёт короткое замыкание.
— Какие ещё доли? — её голос прозвучал отстранённо и холодно.
— А что такого? — пожала плечами свекровь так буднично, словно речь шла о покупке картошки на рынке. — Вы ведь в браке теперь. Значит имущество общее. Половина принадлежит Александру. А он мой сын. Конечно, ты молодец: успела квартиру до свадьбы оформить на себя… Но ведь всё меняется…
Дарина поднялась резко и пошатнулась – как будто земля под ногами внезапно исчезла. Она молчала; в её взгляде застыла смесь ярости, унижения и первобытного страха.
Александр вернулся поздно вечером. Как обычно – бесшумно ступая по коридору мягкой походкой хищника. Но Дарина его уже ждала – не в спальне, а прямо у входа в коридоре: руки скрещены на груди, глаза сверкают холодом.
— Нам нужно поговорить, — произнесла она жёстко.
— Прямо с порога? Даже обувь снять нельзя? — попытался он пошутить.
— Именно так. Чтобы сразу было ясно: собираться тебе или нет. В тапках выгонять не стану.
Он сразу понял: момент истины настал; пути назад уже нет.
— Дарин… ну ты опять всё преувеличиваешь… Это же мама моя! Она пожилая женщина… Ей одиноко… Неужели тебе жалко?
— Жалко только одно: что я оказалась полной дурой! Что поверила – ты другой! Что ты умеешь уважать чужие границы! А ты ничем не лучше остальных… даже хуже! Ты действуешь исподтишка… Сначала твоя щётка в ванной… потом кресло… а теперь мать!
— Не делай из мухи слона! Она же ненадолго! Пока найдём ей жильё…
— Да-да… вместе с моей туркой, моим шкафом и твоими юристами?! Ты вообще понимаешь значение слов «добрачная собственность», Саша?! Это когда ты хотя бы НЕ ПРИВОЗИШЬ СЮДА СВОЮ МАТЬ ЖИТЬ!
Он отвернулся от неё молча – будто надеялся избежать обвинительного взгляда и слов укора.
