— Собирались, — кивнула она. — А потом Дарынка появилась, и вы снова пришли. «Нужна коляска, кроватка, подгузники дорогие». И я опять дала. Из своей пенсии — по тысяче, по две. А потом вы привыкли.
Зоя не выдержала:
— Ганна, может, всё-таки впустишь их? Спокойно поговорите…
— Зоенька, — обратилась к соседке Ганна, не отводя лица от дверной щели, — ты ведь помнишь, как я полгода на одной картошке жила? Когда зубы разболелись, а денег на лечение не было?
— Помню, — едва слышно ответила Зоя.
— А где тогда была моя «семья»? — с горечью усмехнулась Ганна. — Иван тогда в Турцию летал. С женой. На мои деньги, между прочим.
Иван вспыхнул:
— Мы ведь тебя звали с нами!
— Звали? — мать рассмеялась, но в этом смехе не было радости. — «Мам, ты же боишься летать, да и жара тебе вредна». Помнишь?
— Ну мы думали…
— Думали, что старушке лучше сидеть дома, чем на море, — закончила за него Ганна. — А сами три недели на пляже провели. За мой счёт.
Оксана попыталась оправдаться:
— Мы же потом вам подарки привезли!
— Магнитик и мыло, — уточнила свекровь. — За сто тысяч гривен.
Иван начал терять терпение:
— Мама, ну хватит считать каждую копейку! Мы же не чужие!
— Не чужие? — переспросила Ганна. — А когда я с температурой под сорок лежала в прошлом месяце, кто ко мне пришёл? Зоя. Соседка. А вы где были?
— У нас Дарынка болела! — возмутилась Оксана.
— И у меня болело всё. Только сбивать жар было некому, — тихо ответила мать.
Повисла тишина. В подъезде доносились лишь отдалённые звуки — где-то хлопнула дверь, во дворе проехала машина.
— Мам, — Иван попытался говорить мягче, — ну давай всё обсудим. Мы же хотим всё исправить.
— Обсудить? — усмехнулась Ганна. — А зачем мне теперь эти разговоры? Я уже всё решила.
— Что ты решила? — насторожилась Оксана.
— Жить для себя, — просто сказала Ганна. — Наконец-то.
— Мам, послушай, — Иван вдруг заговорил мягко, — а как же внучка? Дарынка ведь тебя любит, скучает. Ты хочешь, чтобы у неё не было бабушки?
Ганна помолчала. За дверью что-то тихо скрипнуло.
— Вспомнил про Дарынку, — наконец произнесла она. — А когда две недели назад она плакала и просила остаться у бабушки, что ты сказал? «Бабушка старая, ей тяжело с детьми».
— Мы просто не хотели тебя нагружать! — вмешалась Оксана.
— Нагружать? — в голосе Ганны прозвучала новая интонация. — А складировать у меня ваши коробки с барахлом — это не нагрузка? Половина кладовки забита вашими старыми вещами!
— Мам, ну это временно…
— Временно?! — голос матери стал резче. — Иван, там до сих пор лежат твои школьные учебники! Тебе скоро сорок, а они всё на месте!
Зоя кашлянула:
— Ганна, может, и правда впустишь их?
— Зоенька, а ты знаешь, что они мне на прошлой неделе сказали? — обратилась к соседке Ганна. — Что когда я умру, они продадут квартиру и купят дом за городом. При мне сказали. Оказывается, я слишком долго живу.
Иван с Оксаной переглянулись. В их взглядах мелькнул испуг.
— Мы же не так это имели в виду! — начал Иван.
— А как? — спокойно спросила мать. — «Мам, ты не думала продать эту старую квартиру? Мы бы купили что-то побольше, жили бы все вместе». Так ведь?
— Мы же думали о твоём удобстве! — попыталась оправдаться Оксана. — Тебе одной тяжело, а с нами…
— С вами мне было бы легче? — мать рассмеялась. — Оксаночка, дорогая, ты же знаешь, сколько раз я за вами стирала, готовила, убирала? И ни разу не услышала «спасибо».
Иван попытался вставить слово:
— Мам, мы же семья, а в семье не считают…
— В семье не считают? — голос Ганны стал холодным. — А когда вы своих друзей сюда водили и устраивали вечеринки на моей кухне, даже не предупредив меня — это тоже по-семейному?
— Это было всего один раз! — возмутилась Оксана.
— Один? — переспросила свекровь. — Зоя, ты ведь помнишь, как к нам Станислав приходил с женой? И Ярослав? И этот… как его… Остап?
— Помню, — тихо кивнула соседка. — До поздней ночи шумели.
