Я устроился в «Макдональдс», где громко выкрикивал «Свободная касса!», и к девятнадцати годам уже дорос до менеджерской должности. Тогда же у меня завязались серьёзные отношения с коллегой — Полиной.
— Может, я фам погуляю? — старательно выговаривал Остап.
Ему было одиноко. Он изо всех сил пытался передвигаться по дому самостоятельно, избегая инвалидной коляски. Но, несмотря на постоянные курсы лечения и реабилитации, ходил он всё равно с трудом.
— Какой сам? Ну какой сам? Сейчас такие времена… А ты даже убежать не сможешь.
Остап действительно не мог сбежать. Мы не могли позволить себе сиделку — так и жили. Я всё реже появлялся дома, отдавая Ганне половину своей зарплаты в качестве помощи. Отношения с Полиной полностью захватили меня. Об учёбе в университете мне оставалось только мечтать — при нашей ситуации это было невозможно. А в армию меня Ганна не отпустила: приложила максимум усилий, подняла все свои связи и добилась для меня военного билета. Видимо, слишком перенапряглась… Осенью того года, когда мне должно было исполниться двадцать лет, а Остапу — пятнадцать, она начала угасать на глазах. До последнего отказывалась ложиться в больницу: «некогда!». Когда её наконец увезли на скорой помощи, рак уже был настолько запущен, что врачи лишь разводили руками: «Мы же не Боги».
— Не оставляй Остапа… слышишь? — шептала ускользающая Ганна.
— Мам… побереги силы… не говори сейчас…
— Владислав… поклянись мне! Поклянись, что брата не бросишь!
Кажется, я дал ей клятву. Точно уже не помню. Мне было плохо тогда… Она уходила навсегда и оставляла мне свою ношу — без права отказаться или поделить её с кем-то ещё. А я ведь был молодым парнем и хотел жить по-настоящему: любить, веселиться, гулять ночами напролёт… Может быть даже жениться и построить свою собственную семью.
Полина переехала к нам сразу после похорон Ганны. Надо отдать ей должное: на прощании она проявила себя достойно — помогала как физически, так и материально. Когда она обосновалась в квартире уже как хозяйка, первым делом забрала у Остапа его книжку-инвалидность и попыталась вовлечь его в обычную жизнь — приобщить к труду за оплату.
— Зачем тебе эта книжка? Учёным ты всё равно никогда не станешь!
