Труд у Остапа совершенно не ладился. Ни рукоделие, ни освоение интернета ему не давались, а попытка заняться мыловарением едва не обернулась пожаром. В итоге Полине пришлось весь вечер оттирать пол на кухне.
— Ну и зачем он такой нужен? — с холодной практичностью произнесла моя невеста.
— Полин, во-первых, потише. А во-вторых — он мой брат.
— Есть же специальные учреждения для таких случаев.
— Даже слушать этого не хочу!
Но в итоге она всё-таки дожала меня. Ночная кукушка, как говорится… Сама побегала по органам соцзащиты, и в итоге ничего не понимающий, испуганный Остап оказался в интернате. У меня на душе было двоякое чувство: с одной стороны — стало легче, с другой — совесть грызла без пощады. Полина же быстро нашла слова утешения:
— Мы правильно поступили. Его определили в хорошее место. Чего ты мучаешься? У вас Александр жив-здоров — ему ведь совестно не бывает. А мы будем навещать его. Всё равно дома мы ему должного внимания не уделяли.
И действительно, мы наведывались к Остапу. Правда, недолго это длилось и происходило реже, чем хотелось бы. Помимо собственных забот и дел, сам Остап ничем не способствовал тому, чтобы его хотелось навещать: он замкнулся окончательно и перестал говорить вовсе. Только сидел у окна и молча смотрел на улицу.
Однажды одна из сотрудниц интерната сказала мне:
— Может, вы уже и ездить перестанете? Только душу ему теребите зря. Через пару лет переведут вашего брата во взрослое психоневрологическое учреждение — и забудьте о нём. Вы ведь уже сделали свой выбор.
Прошло пару лет — и я действительно словно забыл о том, что когда-то у меня был брат. Жил своей жизнью дальше без оглядки назад. Детей заводить я не спешил: внутри жила тревога — а вдруг ребёнок родится нездоровым? Полина мечтала о детях, но я стоял на своём:
— Успеем ещё… Живи спокойно — мы ведь ещё молоды.
Метод решения проблемы, к которому прибегла Полина, вполне соответствовал её прямолинейному и жесткому характеру: она изменила мне прямо у нас дома — в нашей постели. Я застал их случайно… После того как ударил любовника Полины по лицу, опустился у стены — той самой стены, возле которой когда-то сидела Ганна после предательства Александра…
