Всё происходящее казалось ей непереносимым. Она словно потерялась в собственных мыслях, не в силах осознать, как всё это могло случиться именно с ними. А ведь всё начиналось так светло… Как же так вышло, что они остались и без работы, и без крыши над головой? И теперь им предстояло покинуть место, которое стало частью их самих — особенно её.
— Богдан, ты выйдешь? — позвала она мужа, стараясь на мгновение отвлечься от гнетущих размышлений.
Богдан появился спустя несколько минут. Он молча протянул ей чашку с чаем и устроился на соседних качелях. Так же безмолвно, как и Оксана, он уставился на сад, погружённый в вечерние сумерки. Их тишина говорила больше любых слов — в ней отражалась вся тяжесть последних лет: их отношений, обстоятельств и всей жизни в целом.
Оксана осторожно пригубила чай — он ещё обжигал губы. Она смотрела на луну, которая становилась всё ярче на фоне чистого неба. В её глазах блестели слёзы — она изо всех сил старалась не дать им пролиться. Внутри было ощущение утраты чего-то важного, словно вырывали часть души. Этот дом был для неё не просто жилищем — он связывал её с прошлым: с бабушкой, с теми днями, когда всё казалось проще и легче. Когда ещё не было ни долгов, ни скандалов… ни той боли предательства, что разрушила их мир.
— Богдан… а что будет с нами? Мы когда-нибудь снова сможем быть счастливы? — прошептала она еле слышно.
Он посмотрел на неё взглядом полным тревоги — той самой тревоги, что жила теперь и в ней. Слов у него не находилось. Он не мог пообещать ей светлого будущего. Он просто сидел рядом — растерянный так же сильно. Жизнь порой делает неожиданные повороты… И вот они оказались перед одним из них. Ответа у него не было. Оксана тяжело вздохнула. И вдруг внутри неё вспыхнуло осознание — словно лампочка загорелась на тёмной веранде.
— Ты знаешь… именно здесь я впервые поняла, как это — чувствовать настоящее счастье? Меня этому научили старшие двоюродные сёстры. Возвращаемся мы из леса с полными корзинами ягод… А они останавливаются и говорят нам с братом: глядите-ка на закат! Мне тогда лет шесть было… брату всего три… И мы стоим посреди поляны и впитываем этот огненный закат над горизонтом… Или утром после выгона коров стоим босиком в росе с сестрой и слушаем тишину наступающего дня… Или катишься вниз по лесной горке на лыжах зимой — мороз щиплет щеки, а ты дышишь полной грудью этим сосновым воздухом…
— Прекрасно… — кивнул Богдан. — У меня тоже были такие моменты в детстве. Самое яркое воспоминание: отец возвращается домой после работы, а я бегу к нему навстречу… Он поднимает меня высоко вверх и усаживает себе на плечи — вот оно было счастье! А ещё помню момент… мне лет шесть или семь было… я плакал от радости вместе с мамой.
— Это когда?
— Нам дали трёхкомнатную квартиру вместо старого барака… Мы уже почти отчаялись ждать чего-то лучшего тогда — страна была в упадке… 1994 год… Мы зашли туда вдвоём с мамой… Встали посреди коридора… И вдруг обе расплакались от счастья. Мама первая начала…
Он улыбнулся:
— Теперь твоя очередь!
Оксана задумалась надолго. Память сопротивлялась воспоминаниям о хорошем среди всей этой боли и усталости последних месяцев… Но вдруг одно всплыло само собой.
— Мне четыре года… Я просыпаюсь днём после тихого часа… Ещё сонная совсем… В окно льётся солнце ярким потоком… Я никак не могу понять где нахожусь: дома или в садике?.. И тут доходит: у бабушки!!! Ура!!!
Богдан усмехнулся и протянул ей руку. Они раскачивались синхронно под вечерним небом; одна рука держала кружку чая, другая крепко обнимала ладонь любимого человека.
— Ты знаешь… ведь это совсем непросто — вытаскивать из себя такие счастливые моменты…
Он сделал паузу:
— Ну ладно! Лагерь под Яготином! Мне лет двенадцать было тогда… Мы с другом всю ночь напролёт болтали о школе да о жизни вообще… А под утро крадёмся по коридору лагеря тихонько-тихонько… Заходим к ребятам в палаты и мажем всех зубной пастой! Потом несёмся галопом обратно к себе как два жеребца! Прыгаем прямо в кровати даже тапки не сняв! Вот это был кайф! Никогда так весело мне ещё не бывало!
