Он прошёл совсем рядом, окружённый компанией сверстников, делая вид, будто вовсе её не замечает. Для него это было бы унизительно — признать, что он сын дворничихи… Конечно же, Ярослав заметил мать с метлой в руках: она сгребала осеннюю листву к общей куче уличного мусора. От этого он ещё больше замкнулся в себе и стал внимательнее реагировать на шутки товарищей… Он изо всех сил старался не выдать себя, чтобы не пережить свой самый страшный позор — если кто-то вдруг догадается, что эта женщина с метлой — его мама.
«Ого, Ярослав, а ты чего молчал? У тебя мама дворник? Наверное, тебе ужасно стыдно!» — обязательно кто-нибудь да скажет.
«Фу! Ребята, давайте лучше держаться от него подальше. Если бы я знал раньше, что его мать — простая дворничиха, ни за что бы не подпустил его к себе! Мне такие друзья ни к чему. Сын уборщицы — это же просто позор!» — с пафосом заявит Святослав, сын профессора. Ему-то легко гордиться своими родителями.
И Ярослав пройдёт мимо с нарочитой бравадой: весь такой модный и важный, будто уже почти студент. Марьяна старалась не подать виду: продолжала мести скверную листву и лишь украдкой поглядывала на сына. Её взгляд безмолвно выражал недовольство: опять без шапки вышел! Куртка-френч ещё отца досталась — добротная вещь, но расстёгнута совсем не по погоде. А красный шарф болтается на ветру поверх плеча — красиво и стильно выглядит со стороны, но тепла не даёт.
Марьяна продолжала мести дорожку вдоль бордюра — оставалось немного: от одной лавочки до другой. Сквер был хорош собой… Ряды лип сменялись елями позади них; дорожки расходились в разные стороны серыми лентами и делили пространство на уютные островки. Эти участки она уже успела прибрать. Лавочек хватало — каменные основания с досками перекрашенными в зелёный цвет; год назад они были синими. По скверу проходили самые разные люди: ученики всех возрастов со своими учителями и рабочие разных профессий.
Марьяна трудилась добросовестно. Если уж бралась за дело — то подходила к нему не только ответственно и тщательно, но даже с каким-то внутренним азартом и интересом. Она выметала мусор даже там, где редко кто заглядывал с метлой: из укромных уголков под лавками со сложными ножками; туда трудно заглянуть без наклона — а значит там всегда пыль да обрывки бумаги копятся. Ей это было нетрудно. Она приходила сюда к шести утра: никого ещё нет вокруг — только птицы щебечут по-хозяйски в ветвях деревьев да приводят в порядок гнёзда.
Щебет их звучал как мурлыканье хозяйки на кухне во время готовки завтрака: напевает себе под нос песню вперемешку со словами собственного сочинения… «Мне нравится, что вы больны не мной… мне нравится… что я больна не вами… что этот ууу-у шар земной…»
А воздух какой стоял! Прохладный до щекотания в носу; чистый до головокружения; обновлённый так сильно после ночного дождя или просто утренней росы… Им хотелось дышать снова и снова без остановки. И пока Марьяна мела дорожку сквера вдоль лавочек и деревьев, шелест листьев заглушал её мысли: они словно уносились вместе с ними прочь… падали… кружились… исчезали надолго.
Воздух раннего утра, пение птиц и физическая работа увлекали её целиком; они переносили Марьяну в особый мир вне суеты повседневности — туда, где нет тревог или обидных слов сына о её работе… Кому-то для отдыха нужны море или горы; кому-то песчаный пляж или шум прибоя… А ей хватало тишины сквера под ногами да запаха опавшей листвы вокруг.
И вот уже она мела не просто из обязанности – а получая удовольствие от самого процесса труда: оглянувшись назад на чистые дорожки между деревьями и аккуратные кучки листьев у бордюров – радовалась результатам своего труда так же искренне как художник своей картине или садовник ухоженному участку земли.
С шести до восьми утра Марьяна работала дворником по договору подработки. Затем направлялась на своё основное место службы – уборщицей в городской библиотеке большого района города Украины. Так сложилось по жизни… У неё было образование – техникум окончила успешно – раньше трудилась на шинном заводе до рождения младшей дочери.
Но потом график стал слишком тяжёлым для семьи – дочка часто болела – и после обсуждения с мужем она решила перейти на полставки уборщицей: такой режим позволял совмещать работу с уходом за детьми без ущерба ни тому ни другому.
