— Даже не вздумай! — голос Виталия дрожал не от страха, а от ярости. Он стоял посреди кухни, нависая над столом, и нервно постукивал пальцами по его поверхности. — Она сюда ни ногой.
Дарина опустила взгляд на чашку с давно остывшим чаем. Её руки слегка подрагивали, но голос звучал спокойно и уверенно: — Это моя мама, Виталий. У меня она одна. После инсульта ей тяжело. Ей необходима забота.
— Пусть сидит в доме для престарелых! — вспыхнул он. — Я не собираюсь превращать наш дом в больничную палату. Мне хватает твоего вечного уныния, а тут ещё и больная Тамара под боком? Нет уж, уволь.
Дарина подняла глаза. Слёз в них не было — лишь глубокая усталость. — Дом для престарелых? Ты вообще понимаешь, что несёшь?
— Прекрасно понимаю! — резко ответил Виталий. — Я строил этот дом для себя. Для нас двоих! Чтобы жить полноценно, а не умирать каждый день под стоны немощной женщины. Я не позволю ей шаркать по дому в тапках и учить меня жизни.
Она долго смотрела на него, прежде чем спокойно и почти холодно произнести: — Ты боишься, что она будет тебя поучать? Может быть, тебе как раз давно нужен кто-то, кто скажет тебе правду.
— Ты сейчас меня унижаешь? — Виталий впился взглядом так же тяжело, как бульдозер наваливается на стену.
— Я говорю то, что есть на самом деле, — Дарина медленно поднялась из-за стола. — Если ты не примешь маму к нам, я уйду к ней.
— Ты?! — он даже усмехнулся с недоверием. — И куда ты пойдёшь? На свою библиотечную зарплату? Ты же половину получки тратишь на книги и таскаешь их за собой повсюду. Без меня ты недели не выдержишь.
Дарина поправила ворот кофты и сняла с крючка пальто. — Значит, посмотрим.
— Подожди… — он замер в растерянности. — Ты серьёзно?
Она обернулась к нему; её голос впервые за долгие годы прозвучал остро и решительно: — Да. Сегодня.
— Да ты с ума сошла! — Виталий схватил её за руку. — Неужели готова всё разрушить из-за Тамары?
Дарина взглянула ему прямо в глаза; в её взгляде читались презрение и твёрдость без тени страха: — Я ничего не ломаю, Виталий. Это ты всё разрушил сам. А я просто ухожу.
Она вырвала руку из его хватки, распахнула дверь и вышла в темноту ночи.
Виталий остался один посреди кухни; тишину нарушало только мерное тиканье часов на стене. Он ещё не осознавал до конца: именно сейчас оборвалась не только их совместная жизнь, но и его привычка считать себя центром мира вокруг себя.
