Всё началось с незначительных просьб. Почти незаметно, по-семейному тепло.
— Екатерина, солнышко, ты бы не могла мне немного помочь? — Ганна звонила всегда в самый неподходящий момент, словно чувствовала, когда я только опустилась на диван после тяжёлого дня. — Пришла коммуналка, а пенсии до конца месяца не хватает. Ты же понимаешь, какие сейчас цены…
Я перевела ей три тысячи гривен. Потом ещё пять — на лекарства. Затем десять — сломался холодильник. Ярослав, мой муж, лишь разводил руками:
— Ну мама попросила… Помоги. Она ведь одна.
Одна. Это слово Ганна использовала как оправдание для всего. Одинокая пенсионерка, вдова, мать единственного сына — как тут откажешь?
А я и не пыталась отказывать. Работала старшим финансовым аналитиком в крупной компании: зарплата достойная, бонусы стабильные. Мы с Ярославом жили безбедно: трёхкомнатная квартира в новостройке, две машины, регулярные поездки за границу. Помощь свекрови казалась естественной и необременительной. Сначала.
Но мелочи имеют привычку накапливаться — как снежинки перед сходом лавины.
Через полгода Ганна звонила уже по два раза в неделю. То обувь нужна — «а то хожу как беднячка, Екатерина, перед соседками стыдно». То билеты в театр просила — «я ведь всю жизнь культурным человеком была… нельзя же совсем опуститься». То подарок подруге на день рождения нужен — «не могу же я прийти с пустыми руками… ты же понимаешь».
Я понимала. Всегда понимала. И снова отправляла деньги.
К концу первого года нашей поддержки Ганна фактически жила за мой счёт. Как-то случайно узнала: её пенсия вполне приличная — примерно как зарплата кассира в супермаркете. Но она тратилась на прихоти и развлечения; все повседневные расходы покрывала я: коммунальные платежи, еда, одежда, медикаменты, такси и даже салоны красоты — список расходов рос без остановки.
— Может быть, пора остановиться? — однажды вечером попыталась поговорить с Ярославом я. — У твоей мамы пенсия больше средней зарплаты у многих людей… Почему мы её полностью обеспечиваем?
Ярослав посмотрел так, будто я предложила выставить его мать из дома.
— Екатерина… это моя мама! Единственная! Неужели тебе жалко?
— Дело не в деньгах… Вопрос в том, что она просто нас использует.
— Использует?! — он повысил голос. — Она одна меня вырастила после смерти отца! На двух работах пахала! А теперь я наконец могу ей помочь – и ты…
Я замолчала: разговор снова зашёл в тупик – как всегда при упоминании Ганны.
Тем временем начали всплывать другие детали – те самые мелочи, которые раньше казались пустяками.
Как-то мы пришли к свекрови попить чаю; провожая нас до двери и заметив соседку на лестничной площадке, она сказала:
— Да уж… Ярослав у меня молодец! Настоящий сын – помогает матери! Не то что некоторые…
Обо мне ни слова – словно деньги сами собой появлялись на её счету.
Или вот ещё случай: услышала её разговор по телефону с Полиной:
— Хозяйка из неё никакая… Всё готовое покупает… У них дома бардак… Что ни говори – Ярослав женился неудачно… Я бы ему другую нашла – и красивую бы нашла… И чтоб руки золотые были… Ну да ладно – что выросло…
А я стояла в коридоре с пакетами продуктов после работы – специально заехала передать любимые вкусности свекрови лично из фермерской лавки: творог по двенадцать сотен гривен за кило – именно тот сорт она обожала.
— Бабушка! Мама красивая! — вдруг раздался голос нашей восьмилетней Леси: она тоже слышала разговор.
— Тише-тише… взрослые разговаривают… — отмахнулась Ганна равнодушно.
Я повернулась и молча вышла из квартиры. Пакеты оставила прямо на тумбочке у входа без единого слова.
Позже вечером Ярослав получил сообщение от матери: «Спасибо за продукты! Передай Екатерине: творог отличный».
