Когда я помогала твоей матери, а она всем рассказывала, какой ты заботливый сын? Когда я переводила ей деньги, а за моей спиной она утверждала, что ты неудачно женился?
— Она не…
— Говорила. Я слышала. Не один раз. И ты знал. Просто тебе было удобно этого не замечать.
Ярослав тяжело опустился на стул.
— Екатерина, она пожилой человек. У неё свои странности.
— Пожилая женщина, которая устроилась у меня на шее? Которая питается, одевается и развлекается на мои средства? И при этом считает меня недостойной быть рядом с её сыном?
— Ну она же это не со зла…
— Мне всё равно — со зла или нет. Я больше не собираюсь быть для неё банкоматом.
Он молча смотрел в пол.
— Ты понимаешь, что теперь она нас ненавидит? — наконец произнёс он.
— Возможно. Но это её личная проблема, не моя.
— Она мне мать!
— А я тебе жена! — впервые за весь вечер я повысила голос. — Уже десять лет как жена! Мать твоих детей! Я работаю наравне с тобой, зарабатываю достойно и имею право решать, куда тратить свои деньги! И я не обязана обеспечивать взрослую здоровую женщину, которая меня презирает!
Он вздрогнул от моего голоса.
— Она тебя не презирает…
— «Посимпатичнее и более хозяйственную». Ты слышал это? При всех — тридцать человек было! На юбилее, который я сама организовала и полностью оплатила!
Ярослав закрыл лицо руками.
— Боже… какой ужас…
Мы просидели в тишине около пяти минут. Потом он встал и ушёл в спальню. Я осталась одна на кухне.
Утром он ушёл на работу молча. Вечером вернулся так же без слов. Мы двигались по квартире словно чужие люди — избегая разговоров и взглядов.
Ганна звонила каждый день. Я игнорировала звонки. Ярослав разговаривал с ней за закрытой дверью — долго и напряжённо. Я не подслушивала и вопросов ему не задавала.
Через неделю он сказал:
— Мама хочет извиниться.
— Не стоит.
— Екатерина, пожалуйста… Она осознала свою ошибку.
— Ярослав… — устало посмотрела я на него, — твоя мать вовсе ничего не поняла. Она просто осознала: денег больше ждать не стоит. Это совсем разные вещи.
— Ты несправедлива к ней…
— Может быть… Но играть дальше в эту игру я больше не намерена.
Он больше ничего мне не возразил.
Прошёл месяц. Ганна перестала обращаться ко мне с просьбами о деньгах. Зато стала чаще звонить Ярославу: жаловалась на здоровье, одиночество и трудности жизни. Он после этих разговоров становился мрачным, но начал помогать ей из своей зарплаты. Я ничего против этого не имела: его деньги — его решение — его мама.
Мы виделись только по праздникам в кругу семьи. Она держалась подчеркнуто холодно и отстранённо-вежливо; я отвечала тем же тоном. Ярослав метался между нами двоими в попытках сгладить напряжение — но получалось у него плохо.
Однажды вечером он спросил:
— Может быть уже пора помириться? Дети спрашивают: почему бабушка такая грустная?
— А мы ведь и не ссорились, — ответила я спокойно. — Просто я перестала быть источником финансирования её жизни. Если для неё это повод обижаться навсегда — пусть будет так, это её выбор.
— Екатерина… ну сколько можно…
Я перебила его:
— Ярослав… я тебя люблю… Очень сильно люблю… Но больше никому — даже твоей матери — я не позволю обращаться со мной как с человеком второго сорта! Если она хочет общения – пусть научится уважать меня как личность! Если нет – пусть живёт так, как считает нужным… На свою пенсию!
После этого разговора он больше к этой теме никогда не возвращался.
А я научилась жить без постоянного чувства вины… Без желания оправдываться перед кем-то… И поняла одну простую истину: уважение нельзя купить ни за какие деньги… А отношения, построенные исключительно на финансовой зависимости – вовсе никакие отношения…
Иногда вспоминаю тот вечер в ресторане… Ту гнетущую паузу после моих слов… Лицо Ганны – растерянное до боли… опустошённое… внезапно постаревшее…
И мне совсем-совсем не стыдно…
Потому что свекровь публично унизила меня перед всеми гостями – а я прямо там урезала ей содержание… Это было самое честное решение из всех возможных: ради себя самой… ради собственного достоинства… ради наших детей – чтобы они видели мать сильной женщиной способной постоять за себя…
А всё остальное пусть остаётся на совести тех людей… кто искренне верит: им все вокруг что-то должны…
