— Пятьсот, говоришь? А у меня пенсия только пришла. Осталось две тысячи семьсот — остальное ушло на коммуналку и лекарства. Да и сахар нынче совсем не дешёвый. Может, как раньше договоримся?
Он пожал плечами.
— Я никого не принуждаю. Просто дешевле не получится. Всё вокруг дорожает. Лучше уж к Марте схожу — у неё там участок, она шестьсот даст. За день в два места не успею. Так что решайте сами.
Она ничего не ответила — ни согласия, ни отказа. Только спина её будто стала ещё более сутулой. Мирослав, не попрощавшись, сел в машину и уехал. Пыль от шин медленно оседала в воздухе.
Людмила постояла немного на месте, затем направилась обратно в дом. На кухне наложила себе вчерашней каши в миску и подогрела её. Нарезала кусочек сала, поела молча, глядя сквозь окно на двор. Там, среди травы, блестели капли на лопухах — никто их уже не стряхнёт и не сорвёт: трава за забором теперь останется без ухода — она больше её не косит.
Поев, она села за старенький столик у окна и открыла ящик стола. Достала блокнот: туда записывала всё нужное — что купить, кому позвонить, когда заканчиваются таблетки. Стала прикидывать, где можно урезать расходы: может отказаться от чая? Перейти на липовый отвар? Или перестать покупать сметану? А хлеб попробовать печь самой? Дрожжи есть, мука ещё осталась — должно хватить.
Но больше всего ранило даже не отсутствие денег — одиночество давило сильнее всего. В молодые годы она была среди людей: работала с людьми бок о бок, пела в хоре, ездила по делам на собрания… А теперь дочь звонит всё реже, телефон чаще молчит… И голос мужа уже даже во сне перестал звучать.
Она тихо вздохнула, подошла к печке — подбросила щепок и заварила остатки вчерашнего чая. Потом улеглась на диван и закрыла глаза.
Во сне перед ней раскинулось поле: коса легко скользила по траве — та ложилась мягко; сбоку слышался голос мужа — он смеялся:
— Ну что ты там одна косишь-то? Подожди! Я догоню тебя сейчас!
И она ждала его… Потому что знала: обязательно догонит.
Письмо по ошибке
На следующее утро Людмилу разбудил звук удара по почтовому ящику. В деревне почту разносила Ірина уже много лет подряд — с десятого года всё та же: невысокая женщина с рюкзаком за спиной и кепкой на голове; бросит газету с кряканьем «здрасте» и тут же исчезает у следующего двора без разговоров или новостей — словно курьерская доставка.
Людмила вышла к калитке прямо в халате и босиком. В ящике лежал сложенный пополам конверт с размашистой надписью: «Петренко, д. 14». Ни индекса тебе, ни указания района… Странно это было всё-таки… Хоть жила она действительно в доме Петренко – но тот умер пятнадцать лет назад… Его дети давно уехали кто куда; от внуков писем никто никогда так и не получал… Да ей самой уже лет десять никто ничего не писал…
Внутри оказался лист бумаги с неровным почерком ручкой – будто писали нервно или торопливо; строки сбивались друг на друга; кое-что зачёркнуто и исправлено рядом… От бумаги пахло школьной тетрадью – как когда-то давно…
«Бабуль… если ты читаешь это письмо – значит оно пришло совсем не туда… Я просто больше не знал куда писать… Хотелось хоть кому-нибудь написать… Ты ведь живая ещё?..»
