На улице Лариса прижалась к шероховатой, ледяной стене дома. Закрыв глаза, она несколько секунд просто стояла, сосредоточившись на дыхании, стараясь унять дрожь в коленях и привести в порядок бешено стучащее сердце. Прохладный воздух обжигал лёгкие, а по телу пробегала дрожь — тонкая, как иголки, вызванная всплеском адреналина.
— Мамочка, я тебя умоляю… — начала Ярина. Её голос дрожал от слёз и отчаяния. — Мы всегда были осторожны… Я была только с ним… Я…
Лариса распахнула глаза и посмотрела на дочь по-настоящему. Не как на источник бесконечных проблем или головной боли, а как на испуганного ребёнка, которого оклеветали. Она увидела подрагивающий подбородок и ужас в зелёных глазах — тех самых «папиных» глазах — страх перед позором, который обрушился на неё внезапно и жестоко. В этот миг вся злость Ларисы испарилась без следа, уступив место инстинктивному материнскому желанию защитить своё дитя любой ценой.
Она выпрямилась. Её лицо стало жёстким и непроницаемым.
— Ни слова больше, — перебила она твёрдо и уверенно. — Сейчас мы всё выясним. Раз и навсегда. Мы докажем твою правоту. Прежде всего себе.
Она взяла дочь под локоть — мягко, но с такой решимостью, что та сразу замолчала и лишь молча кивнула сквозь слёзы. Вместе они направились по асфальту, усыпанному осенними листьями, к неоновой вывеске частной лаборатории в конце улицы. Шаг Ларисы был уверенным, спина прямая как струна. Внутри бушевал ураган: гнев на надменных женщин из школы, тревога за дочь и жгучее чувство несправедливости. Но поверх всего звучала одна мысль: «Я её мать. И я обязана её защитить даже тогда, когда весь мир против нас».
Три дня ожидания тянулись мучительно долго — словно вязкая смола растекалась по времени вместе со страхом внутри неё. Лариса не могла есть: каждый кусок застревал в горле комом; хлеб казался безвкусным клочком ткани. Сон тоже покинул её: стоило закрыть глаза — перед ней возникали холодные лица директора с завучем и звучали приглушённые рыдания дочери снова и снова.
В подъезде она ощущала взгляды соседей — казалось, все уже всё знают; будто невидимое пятно позора отпечаталось у них на лбу алым знаком.
Ярина не выходила из своей комнаты: почти ничего не ела и ни с кем не разговаривала. Даже любимая бабушка с ароматными пирожками не смогла выманить внучку из добровольного заточения за дверью спальни. Лариса слышала не только тихие всхлипывания дочери сквозь стену — иногда доносился глухой ритмичный стук: Ярина лежала на кровати и кулаком била в стену от безысходности. Это был звук отчаяния без слов.
Иногда Лариса подходила к двери комнаты дочери и прикладывала ладонь к прохладному дереву; чувствовала вибрацию ударов сквозь дерево так же остро, как боль в собственном сердце.
Когда наконец пришло уведомление из лаборатории на телефон, руки Ларисы задрожали так сильно от напряжения, что она едва удержала аппарат в пальцах: те онемели от страха и плохо слушались её команд. Она трижды промахнулась мимо ссылки прежде чем попасть точно по экрану пальцем.
Горло пересохло до хруста внутри.
«Сейчас всё решится», пронеслось у неё в голове с ледяным ужасом: «Или мы рухнем окончательно… или начнём дышать заново».
Она открыла файл PDF-документа; медицинские термины плыли перед глазами мутной рябью буквенных символов… Она искала одно-единственное слово среди строк текста… Сердце билось так яростно внутри груди, будто птица металась о стекло клетки…
И вот оно появилось перед глазами чётко выделенное жирным шрифтом:
«НЕ ОБНАРУЖЕНО».
Из груди вырвался судорожный выдох облегчения со звуком почти похожим на всхлип или стон боли… Она опустилась лбом к стеклу балконной двери… По щекам потекли горячие солёные слёзы…
Это были не слёзы радости… Это была победа через унижение… Победа страшная… выстраданная…
Лариса позволила себе одну минуту плакать навзрыд – ровно столько нужно было ей для того чтобы выпустить наружу тот ком ужаса что жил внутри все эти дни…
Потом она глубоко вдохнула… И вошла в комнату дочери…
Ярина сидела на кровати свернувшись клубочком – обняв колени руками – взгляд её был устремлён куда-то вдаль – прямо в точку стены – словно она хотела исчезнуть среди обоев…
Она выглядела как загнанное животное – худое… измученное… лишённое надежды…
— Яринка… — тихо произнесла Лариса.
Дочь медленно повернула голову к матери… В её взгляде не было ожидания… Только пустота…
— Всё чисто… — прошептала Лариса дрогнувшим голосом… — Абсолютно чисто… Вот…
Она протянула ей телефон…
Ярина медленно взяла его обеими руками словно тот весил целую тонну…
