— Ну что ж, пойду. — Елизавета с трудом поднялась со стула. — Девочки у меня дома одни, да и мама, наверное, уже беспокоится. Думает, что я в командировке.
— Хорошо. Если появится какая-то информация — дай знать. — Мама проводила сестру до двери. Та обняла её на прощание, снова пробормотала «Простите» и ушла. Отец же всё сидел молча, с потухшим взглядом.
Спустя месяц им пришлось съехать — новый владелец квартиры отказался давать отсрочку. Елизавета предлагала несколько вариантов жилья, но в итоге отец сам нашёл подходящий вариант — небольшой домик на окраине города с двумя крохотными комнатами и узкой кухней, напоминающей проход.
В одной комнате поселились родители, а вторую заполнили мебелью и вещами детей. Александр перебрался в общежитие института — с трудом удалось уговорить администрацию принять его туда. Часть мебели пришлось оставить в старой квартире: стенка для гостиной не помещалась никуда, как и диван для гостей.
***
За последующие десять лет они сменили семь съёмных квартир и в конце концов осели в двухкомнатной на первом этаже пятиэтажки. К тому времени Александр уже был женат и растил сына вместе с супругой. Анастасия тоже жила с молодым человеком. Только Дарына оставалась с родителями — ей тогда было пятнадцать.
Через два года отец уволился с завода незадолго до его закрытия и устроился работать к бывшему однокласснику в частную фирму. На повседневные расходы хватало, но отложить на собственное жильё не удавалось.
На дворе стоял 2006 год.
Преступников так никто и не нашёл. Елизавета чувствовала свою вину и при каждом удобном случае просила прощения, регулярно навещала семью, привозила гостинцы и небольшие подарки. Позже она снова вышла замуж (хотя вскоре развелась), но успела купить дочерям по квартире и теперь жила вместе со своей матерью, которая стремительно старела и нуждалась во всё большем уходе.
В начале 2007 года кто-то настойчиво позвонил в дверь.
Оксана открыла её. На пороге стояла свекровь: согнувшись пополам, она опиралась на трость.
— Мама? Вы одна? А где Еля?
— Выгнала меня… — женщина сделала шаг внутрь квартиры.
— Как выгнала?! — Оксана изумлённо распахнула глаза.
— Вот так вот… Надоела я ей… Заботы много от меня… Ухода требую… — её качнуло набок, Оксана поспешила подхватить старушку под руки.
— Пойдёмте-ка полежите немного… У вас совсем лицо бледное…
Феодосия медленно прошаркала тапочками до кровати Анастасии и со стоном опустилась на подушки.
— Может врача вызвать?
— Да какой врач вечером? Уже почти семь… Если станет совсем плохо – вызывайте скорую… или сразу машину похоронную… — она хрипло усмехнулась сама себе.
— Мама! Ну что вы такое говорите! — Оксана забегала по кухне: заварила чайник, налила супа в тарелку. — Как же так можно? Родную мать выгнать! Это же немыслимо…
— Так ведь я Дмитрию тоже не чужая… — пожилая женщина сделала глоток супа и прикрыла глаза устало. — Хороший супчик… Спасибо тебе… Давно ничего горячего не ела…
— Я просто не понимаю… А где сейчас Еля?
— Откуда мне знать? С каким-нибудь своим ухажёром очередным…
— Да уж… — Оксана поднялась из-за стола с посудой в руках; звякнула чашкой о раковину на кухне… Но осуждать золовку вслух так и не решилась: может быть ей действительно тяжелее всех – ведь у них хотя бы семья рядом есть…
Феодосия пролежала неделю: то впадала в забытьё, то просила пить воду или чай; дыхание стало тяжёлым и прерывистым; глаза будто смотрели сквозь потолок – внутрь себя – игнорируя облупившуюся штукатурку над головой.
Оксана дежурила у постели день за днём: меняла мокрые простыни от пота; подносила ложечку бульона ко рту со впалыми губами; поила чаем через трубочку из кружки… Дмитрий возвращался домой поздно вечером: садился рядом на табуретку; брал мамину руку – лёгкую как перышко; костлявую ладонь под прозрачной кожей – сидел молча минутами напролёт… Лицо его оставалось непроницаемым камнем – но по дрожащей руке Оксана понимала: боль разрывала его изнутри…
Однажды старушка вдруг пришла в себя:
— Дмитрий… — прошептала она едва слышно…
— Я здесь рядом… мамочка… — он наклонился ближе к ней…
— Прости меня… сынок мой любимый… прости… — глаза наполнились слезами; они скатились по вискам вниз – затекая между морщин…
— За что ты просишь прощения?.. Мамочка?.. За что?.. — он крепче сжал её ладонь…
— Всё было неправильно… всё наперекосяк пошло… прости меня за это… — прошептала она ещё раз перед тем как вновь погрузиться во внутреннюю тишину…
Елизавета позвонила лишь однажды: голос звучал сухо, без эмоций – будто её отвлекли от дел:
— Ну как там мама?
— Плохо всё у неё… Врач сказал сердце сдаёт совсем… Может приедешь? Попрощаешься хотя бы?.. — Оксана прижала трубку к щеке; взгляд её был прикован к неподвижному телу свекрови…
— И что я могу сделать? Нянчиться теперь? У самой забот полно! Сообщайте новости! – коротко бросила она перед тем как отключиться…
Через два дня Феодосии резко стало хуже: приехавший врач поставил капельницу; развёл руками без слов; потом тихо сказал Оксане на кухне:
– Готовьтесь… осталось совсем немного…
Оксана сразу набрала номер Дмитрия на работу… Потом позвонила Александру и Анастасии…
