— У вас есть сутки, чтобы добровольно освободить жильё. В противном случае дело будет передано в суд.
Когда они ушли, Любовь ощутила странное чувство облегчения — будто с души сняли камень.
Оставшееся время тянулось в тревожном ожидании. Валентина заваривала успокаивающие травы, Богдан занимался подготовкой документов для судебного разбирательства. А Любовь просто сидела у окна и молча наблюдала за подъездом.
Вечером раздался звонок — звонила Анастасия.
— Люба, ты что творишь? — голос сестры дрожал от гнева. — На родную дочь заявление подаёшь?!
— На воровку, — спокойно произнесла Любовь. — И на тебя тоже подам. За подделку бумаг.
— Что с тобой случилось? Ты же всегда была доброй!
— Была, — кивнула она. — Вот только посмотри, к чему привела эта доброта.
— Но дети же! Маленькие дети!
— А кто-нибудь подумал обо мне? — неожиданно резко ответила Любовь. — Я что, не человек? Разве у меня нет права жить в собственном доме?
Анастасия продолжала говорить о семейных узах, о том, как важно поддерживать близких. Любовь слушала и поражалась: как она раньше не замечала этой наглости и эгоизма?
— Всё, Анастасия. Поздно уже. Завтра я возвращаю себе свою квартиру.
Стефания с семьёй съехали ночью. Утром Любовь пришла вместе со Степаном и обнаружила открытую дверь и опустевшие комнаты.
Почти опустевшие.
На кухонном столе лежал листок: «Тётя Люба, простите нас. Мы не думали, что всё так обернётся. Стефания».
И ещё кое-что осталось… В спальне на подоконнике стояла игрушка — плюшевый мишка, тот самый, которого Любовь когда-то подарила старшему ребёнку на день рождения.
Она взяла его в руки и прижала к груди. И впервые за всё это время расплакалась.
Прошёл месяц. Квартира снова обрела уют: новые замки на дверях, свежее постельное бельё… Всё стало как прежде.
Вот только телефон больше не звонил. Сестра перестала выходить на связь — по словам Богдана, уголовное дело всё-таки возбудили; Анастасии грозит условный срок. Стефания тоже молчала.
Вечером Любовь сидела на кухне с чашкой чая и смотрела сквозь стекло: моросил мелкий дождик, во дворе мерцали фонари… Тишина и покой царили вокруг: никто не кричал по ночам, не включал громко телевизор и не плакал за стенкой.
Дом вернулся к ней… Но какой ценой?
Плюшевый мишка теперь стоял на полке и смотрел своими стеклянными глазами с грустью детства. Она взяла его в ладони и нежно провела рукой по мягкому меху.
— Ты тут ни при чём, малыш… — прошептала она тихо. — Это взрослые виноваты… Все мы виноваты…
Утром она отнесёт игрушку Валентине — пусть её внуки играют с ним дальше… А пока пусть постоит здесь рядом: напоминание о том, как дорого может обойтись справедливость…
Допив чай до дна, Любовь выключила свет и направилась спать.
В свою кровать.
В своём доме.
Одна.
