И тут на меня словно обрушивается волна. Это не просто раздражение — что-то более глубокое, измотанное. Усталость, накопленная за тридцать шесть лет совместной жизни, в течение которых я бесконечно убирала, готовила, стирала, создавала уют. А он воспринимал всё это как должное.
— А кто будет на кухне порядок наводить? — спрашиваю негромко.
— Да уберется как-нибудь. Не впервой же.
Не впервой… Мне действительно не впервой.
— Знаешь что, Богдан, — произношу я и сама удивляюсь твердости в собственном голосе. — С завтрашнего дня ты сам за собой убираешь. И еду себе тоже готовишь сам.
Он наконец отрывается от телевизора, выключает звук и разворачивается ко мне всем телом.
— Это еще что за выкрутасы?
— Это не выкрутасы. Это элементарная справедливость. Тридцать шесть лет я тянула весь дом на себе. Теперь будем делить обязанности поровну.
Богдан поднимается с кресла и приближается ко мне. Лицо мрачное, брови сведены к переносице.
— Мария, ты с ума сошла? Какое еще деление? Ты ведь дома сидишь без дела!
— Дома сижу? — внутри меня что-то надрывается, как струна под натяжением. — Я на пенсии, Богдан. На заслуженной пенсии после тридцати семи лет преподавания в школе. И домашних забот у меня ничуть не меньше, чем было в рабочие годы.
— Ну подумаешь: посуду сполоснуть да пол подмести…
И тут он договаривает:
— Раздула из-за какой-то сковородки! Бурчишь как старая бабка!
Старая бабка…
Я смотрю на мужчину, с которым прожила большую часть жизни. Которому подарила двоих детей, которого выхаживала в болезнях и ради которого отказывалась от карьерного роста — лишь бы семье было хорошо.
И вот теперь он бросает мне вслед это слово — за то лишь, что я потребовала уважения к своему труду.
— Уйди отсюда… — говорю почти шепотом.
— Что?
— Я сказала: уйди. Пока я не наговорила лишнего и потом об этом не пожалела.
Он фыркает раздраженно и отмахивается:
— Ну надо же! Целую трагедию устроила из-за какой-то посуды!
Затем уходит в спальню. Сквозь стену слышно: включил телевизор и щелкает каналы один за другим.
А я остаюсь одна на кухне. Среди горы немытой посуды и с ощущением пустоты внутри.
На следующее утро просыпаюсь в шесть утра по привычке. Готовлю завтрак только для себя: овсянку на воде да кофе в турке. Сажусь за стол молча и ем без слов или мыслей о нем…
