Захлопнув ноутбук, Мария быстро набрала номер главного редактора:
– Евгений, простите за поздний звонок! Пожалуйста, снимите меня с этого материала. Завтра всё объясню.
– Лазарева, ты что удумала? Даже не думай! Я уже выдвинул тебя на областной конкурс. Завтра жду заголовок — такой, как ты умеешь: цепкий и выразительный. С ним и пойдёшь.
Даже если Мария откажется, статья всё равно будет опубликована. Завтра ей предстоит встреча с тем самым заместителем. Оказалось, он вовсе не был на больничном. Возможно, отец действительно ни в чём не виноват. Но сейчас нужно закончить расшифровку — а завтра станет ясно. Впервые в жизни она ощутила такое сильное внутреннее сопротивление, словно рушились её собственные опоры — те самые принципы и устои, на которых держался её мир.
В комнате уже воцарилась темнота; за окном затихали летние звуки: звон велосипедных колёс, детский смех и негромкое бренчание гитары.
Она вышла на балкон и вдохнула густой ночной воздух — тёплый и обволакивающий, каким он бывает только летом. Почувствовала желание пройтись. Уже спускаясь по лестнице вниз, вдруг осознала: впервые за долгое время она не посмотрела в зеркало перед выходом и не поправила волосы привычным движением руки. Вместо каблуков — кроссовки; шаги по асфальту стали мягкими и бесшумными вместо уверенного цокота. Ночь меняет всё: очертания предметов теряются в полумраке, границы стираются — одно перетекает в другое. Свет редких фонарей ложился на деревья размытыми пятнами тёмно-жёлтого цвета и отражался на тротуаре неровными мазками. Всё казалось зыбким, новым и непривычным.
Когда Мария вот так гуляла одна ночью? Да никогда ещё такого не было — родители бы ей просто не позволили выйти в такое время одной. А вот Дмитрий часто возвращался домой под утро во время летних каникул в старших классах.
Постепенно остались позади дворы их района; где-то рядом монотонно гудела трасса.
Началась та часть города, которую Мария обычно проезжала мимо из окна автобуса — без запахов и звуков этот город казался ей чем-то вроде немого кинофильма: кадры сменяются один за другим без участия живого дыхания улиц.
У светофора она остановилась: горел красный свет, но дорога была пуста. Что-то внутри подтолкнуло её вперёд — впервые в жизни она нарушила правило и перешла улицу на запрещающий сигнал.
В памяти всплыла история с Дмитрием — тогда его искали всей школой… Что он подумает о статье? Хотя может быть ему всё равно — скоро ведь возвращаться обратно в часть…
Пустынная набережная словно подхватила Марию под руку и повела вдоль парапета всё дальше от дома – прочь от статьи о будущем скандале, от надуманного конкурса ради премии или признания… прочь от тех рамок и правил, которые делали жизнь предсказуемой и управляемой.
С каждым шагом она чувствовала: те поводья контроля над собой натянулись до предела – ещё немного – и порвутся окончательно.
Голова закружилась; остановившись у парапета, Мария оперлась о холодный камень рукой. Водохранилище ворочалось тяжёлым телом под ветром – лениво катило волны с противоположного берега к её ногам. Где-то далеко ночную тишину пронзили крики подвыпившей компании.
Мария смотрела вниз – стараясь заглушить шум мыслей внутри себя… И вдруг мелькнула мысль: а если сейчас просто отпустить себя? Упасть вниз – раствориться в этой бесконечной тишине такой же растерянной, испуганной… И никто больше никогда не скажет ей точно – как следовало поступить правильно…
А там… там останется только экран компьютера с чёрными буквами незаконченной статьи о собственном отце – обвинительной или разоблачительной – кто теперь разберёт? Вот так исчезнет вся Мария… И никто уже не узнает: ведь сначала она просто хотела понять…
Отец точно этого не простит… Нахмурится строго – сведёт брови вместе – замолчит надолго… будет думать молча до боли в сердце…
А у неё сердце крепкое – всю жизнь билось ровно под ритм её уверенных шагов…
Ветер усилился внезапным порывом – бросил ей в лицо прохладную влагу ночи; резко запахло водорослями…
Крики стали ближе; кажется кто-то из компании заметил её:
