— Наталья, не вздумай подписывать! — голос Ирины прорезал тишину нотариальной конторы, словно раскат грома в ясный день. — Это же наша квартира, семейная!
Наталья застыла с ручкой в руке над бумагами о дарении. Её пальцы побелели от напряжения, но взгляд оставался прикован к документам. Нотариус — пожилая женщина в строгом костюме — неодобрительно сжала губы, наблюдая за внезапным появлением свекрови.
Ирина стояла в проёме двери, тяжело дыша после подъёма по лестнице. В её взгляде пылал гнев хозяйки, уверенной, что у неё пытаются отнять то, что по праву принадлежит ей. За её спиной неловко переминался Павел — муж Натальи и её сын. Он выглядел так, будто мечтал исчезнуть с этого места.
— Вы не вправе это делать! — Ирина подошла ближе к столу; голос её дрожал от негодования. — Эта квартира была собственностью моего покойного мужа! А значит и моей тоже!
Наталья медленно подняла голову. В её тёмных глазах не было ни страха, ни удивления — лишь усталость человека, который давно готовился к этой сцене.
— Квартира оформлена на меня, Ирина. Ваш супруг при жизни передал мне её по дарственной ещё три года назад. Вы об этом прекрасно осведомлены.
Щёки свекрови налились краской. Её пухлые пальцы вцепились в край стола так сильно, что костяшки побелели.
— Он был болен! Не отдавал отчёта своим поступкам! Ты воспользовалась его состоянием!
— Мирон был полностью дееспособен и осознавал свои действия, — спокойно вмешалась нотариус. — У нас имеются все медицинские заключения на тот момент. Передача собственности была оформлена строго по закону.
Ирина перевела взгляд на сына; в нём читалась безмолвная просьба о поддержке. Павел топтался на месте и не знал куда деть руки; его глаза метались между матерью и женой как у человека загнанного в угол.
— Павел, скажи ей! — голос свекрови стал настойчивым. — Объясни своей жене: она не имеет никакого права! Это наследие нашей семьи!
Павел приоткрыл рот… но слова так и не прозвучали. Он знал истину: знал причины поступка отца и помнил те разговоры на кухне, когда старик уже понимал необратимость болезни и просил Наталью позаботиться о детях: «Ирина всё растратит или продаст», — говорил он тогда тихо глядя в окно. — «А ты сохранишь жильё для малышей».
— Я… мам… давай обсудим это дома… — наконец выдавил он из себя.
— Дома?! — переспросила Ирина повышенным тоном. — Пока твоя жена здесь распоряжается нашей квартирой? Ты вообще понимаешь что происходит? Она собирается её продать!
— Я хочу обменять квартиру… — спокойно уточнила Наталья. — На две однокомнатные квартиры для детей… чтобы у них было своё жильё когда подрастут.
— Ложь! — выплюнула свекровь с яростью. — Ты просто хочешь всё прибрать к рукам! Думаешь я не вижу насквозь? Пришла к нам из общаги бедной студенткой… Увидела квартиру в центре города и сразу начала охмурять моего Павлушу!
Наталья резко поднялась со стула; тот скрипнул и откатился назад на колёсиках. Она выпрямилась во весь свой рост и посмотрела прямо в глаза свекрови:
— Да, я жила в общежитии потому что училась… Получала диплом с отличием между прочим… А вечерами подрабатывала официанткой чтобы не просить денег у родителей из села… А вашего Павла я полюбила вовсе не за квартиру… а несмотря на неё… несмотря на вас… Ирина…
Она сделала паузу; слова повисли тяжёлым грузом между ними.
— Десять лет я терплю ваши придирки… Слушаю как я «не такая» жена: готовлю неправильно, убираю недостаточно тщательно или детей воспитываю «не по-семейному». Вы приходили без предупреждения как хозяйка: открывали дверь своим ключом и начинали командовать жизнью нашей семьи… Переставляли мебель без спроса… выбрасывали мои вещи только потому что они вам казались ненужными…
Голос Натальи звучал ровно… но внутри него слышалась холодная решимость:
— Помните орхидею? Ту самую которую Павел подарил мне на первую годовщину свадьбы? Вы выбросили её со словами: «от цветов сырость». Или кофеварку мою любимую забрали – потому что «нормальные люди пьют растворимый»?
А помните как заставили нас отказаться от поездки…
