Но характер у Марии был несгибаемый, с налётом отчаянной решимости. Раз уж закон оказался не на её стороне, она решила действовать самостоятельно. В тот же день собрала весь мусор, который соседи набросали на её участок, упаковала в огромные полиэтиленовые мешки и с силой перебросила их обратно через забор. Именно тогда всё и началось…
Участковый появился меньше чем через полчаса, лицо его перекосилось от ярости. Он размахивал руками и крутил пальцем у виска:
— Ты что творишь, Мария? Совсем голову потеряла? Они ж тебя в суд потащат! У них связи — будь здоров! Детей твоих в приют определят в два счёта, а тебя — под суд!
И тогда страх впервые по-настоящему сжал её изнутри. Не за себя — за детей. Она стояла посреди своего разгромленного двора, крепко прижимая к себе те самые мешки, а по щекам текли слёзы — горькие и бессильные.
— Мам, ты чего плачешь? — подбежал Олег, обнял её крепко и прижался к ней. — Не надо плакать! Я сам с ними поговорю! Я их не боюсь!
Сердце её болезненно сжалось от боли и гордости одновременно. Ему всего двенадцать лет, а уже готов грудью встать на защиту семьи.
— Ой, сыночек мой родной… Не стоит тебе с ними связываться… — вытерла она глаза рукавом старенькой кофты. — Мы для них никто… пустое место… Люди второго сорта мы для них. Что мы можем противопоставить? Да ничего…
Олег нахмурился; губы его сомкнулись в тонкую решительную линию:
— Я вырасту! Обязательно вырасту! Буду много зарабатывать! Куплю нам большой дом! И тогда они у меня запляшут! Вот увидишь!
— А ты пока иди посиди с сестричкой, почитай ей сказку какую-нибудь… — мягко направила его домой Мария, чувствуя новый комок в горле. — Мне пора на рынок идти… Деньги ведь сами себя не принесут.
Каждый её день был похож один на другой: вставала затемно — около четырёх утра; доила коров; готовила завтрак детям; собирала всё необходимое и отправлялась в райцентр продавать молочные продукты: молоко парное, творог свежий да сметану густую… Это был их основной доход. Здесь ведь не город: ни тебе стабильной зарплаты к концу месяца, ни социальных гарантий. Тут как выкрутишься — так и живи.
А соседи… Постоянная заноза: то пёс их залезет в курятник да всех кур распугает; то музыка орёт так, что стекла дрожат; то ещё какая беда приключится… Иногда такая тоска наваливалась вместе с усталостью и безысходностью: хоть ложись да не поднимайся больше никогда… Но нельзя ей было падать духом. У неё дети… Её кровиночки… Кто о них позаботится кроме неё? Никто.
Вот и в тот злополучный день стояла она на рынке на своём обычном месте: продавала молочку под палящим солнцем. Жара стояла изнуряющая; над прилавками роились мухи; покупателей почти не было видно. Рядом сидели такие же усталые женщины средних лет да перешептывались между собой:
— Мария… ты чего сегодня такая хмурая? Опять эти новенькие достают?
— А кто ж ещё-то?.. — тяжело вздохнула Мария, разливая молоко по бутылкам из-под лимонада. — Нет от них жизни никакой…
— Слыхала я: снова у них сегодня гулянка намечается большая… Машин дорогих уже понаехало тьма-тьмущая… Вся улица заставлена…
Мария только махнула рукой без особой надежды или злости: пусть катится оно всё пропадом… И тут к рыночной остановке медленно подъехал старенький автобус междугороднего сообщения; фыркнул мотором напоследок да со скрипом распахнул двери.
Из него вышел всего один человек — высокий мужчина широкоплечий с густой бородой до груди. Лицо строгое до суровости; глаза серые как сталь да внимательные до мелочей. Шёл он тяжело и чуть покачиваясь сбоку-набок – походка тех людей, кто немало лет провёл за решёткой… Таких она сразу узнаёт – уж слишком много таких прошло через деревню.
И вдруг внутри неё что-то кольнуло странное – будто пружина невидимая щёлкнула где-то глубоко-глубоко внутри груди… Она сидела неподвижно и смотрела ему вслед во все глаза – а он вдруг повернулся прямо к ней – точно почувствовал взгляд…
И прежде чем успела осознать свои действия – губы сами произнесли:
— Вы наверняка издалека приехали?
Он замер ненадолго – будто удивился неожиданному обращению – потом усмехнулся слегка:
— Да уж… путь неблизкий был… Третий день еду…
Голос у него оказался низким да мягким одновременно – бархатный такой голос… От одного его звучания по спине у Марии пробежали мурашки…
И откуда только взялась та смелость?
— Если ночевать негде… можете остановиться у нас… Завтра баньку топим – помоетесь как человек… Я одна живу с детьми – Олегом да Ниной…
Сама себя не узнавала!
