Но в одну из ночей, когда он был уверен, что я сплю, я услышала, как он шепчет в темноте:
— Лишь бы она выжила…
Операция продолжалась восемь часов. Когда я пришла в себя, первое, что донеслось до моего слуха — «всё прошло хорошо». А затем я увидела своё отражение. Левая половина лица казалась чужой. Шрам пересекал щеку, губа слегка опущена — улыбка больше не получалась как раньше.
Дмитрий появился в палате с цветами. Я ждала испуга или жалости в его глазах. Но он произнёс:
— Ты осталась той же. Моей.
Тогда мне казалось — это и есть любовь. Сейчас понимаю: иногда люди произносят правильные слова, не осознавая всей их тяжести.
Дома всё выглядело знакомо, но словно застыло во времени. По утрам я ловила его взгляд — он смотрел на меня украдкой и тут же отворачивался. Я старалась вернуться к прежней жизни: готовила еду, смеялась над мелочами, даже вышла на работу раньше срока. Но между нами словно выросла невидимая стена.
Однажды вечером я застала его на балконе с бокалом вина. Он стоял ко мне спиной и смотрел в ночь. Я подошла и обняла его сзади — он вздрогнул так резко, будто к нему прикоснулся не человек, а тень. Тогда впервые мелькнула мысль: может быть… он меня боится?
С каждой неделей молчание становилось ощутимее. Он возвращался домой всё позже и говорил всё меньше. На мои вопросы отвечал однообразно:
— Просто устал на работе.
Но я видела — дело вовсе не в усталости. В нём будто поселился холодок, который медленно заполнял пространство между нами.
Я старалась согреть нас обоих: надевала новое платье, устраивала ужины при свечах, предлагала съездить за город хотя бы на день… Но он становился всё более отстранённым. Не грубым и не злым — просто чужим человеком рядом.
Как-то раз я заметила: когда я подошла к нему, он положил телефон экраном вниз. Позже вечером любопытство взяло верх — я заглянула в переписку. Сообщения были короткие, но личные по тону. Женское имя — София. Без признаний или поцелуев… но всё было ясно без слов.
