— А жене, которая подарила тебе Матвея, не стоит помогать? — её голос дрожал от обиды. — Ты хоть осознаёшь, что сегодня произошло? Это был самый важный день в нашей жизни. А ты оставил меня одну, в слезах, и я ждала тебя три часа. Все мужчины встречали своих жён с цветами, сияли от счастья. А мой… мой копался с мотором в гараже.
Он смотрел на неё без тени сожаления. В его взгляде читалась лишь упрямая детская досада.
— Ну подумаешь, не успел к выписке из роддома. У ребят в гараже были дела поважнее, — проворчал он и отвёл взгляд. — Раздула трагедию на пустом месте. Главное же — приехал.
Сказано это было так буднично и легко, словно речь шла о том, что он опоздал на встречу с друзьями, а не о рождении собственного ребёнка. Он поставил товарищей и посиделки выше неё, выше Матвея и всей их семьи.
— Поважнее?.. — еле слышно переспросила она.
— Конечно, — пожал он плечами, даже не догадываясь, что именно сейчас рушит всё между ними. — Машину срочно надо было привести в порядок. А выписка… ну что такого? Я же вас забрал. Не оставил же там ночевать. Перестань пилить меня лучше — поесть бы дал, я голодный.
Он повернулся и направился на кухню с видом человека, уверенного в своей правоте. А Марьяна осталась стоять одна посреди комнаты среди шариков и цветов от родителей и чувствовала: её чувства к нему угасают медленно и мучительно. Он не просто опоздал — он показал ей её настоящее место в своей жизни: где-то сбоку от гаража и друзей.
Она больше ничего не сказала вслух: ни упрёков, ни слёз. Просто молча зашла в спальню к спящему Матвею и присела рядом на кровать. Осторожно взяла его крошечную ладошку в свою руку и долго смотрела на его спокойное личико.
— Всё будет хорошо, родной мой… — прошептала она тихо. — Теперь мы вдвоём. И мы справимся со всем.
Когда Ярослав вернулся после ужина в комнату, перед ним предстала странная сцена: жена сидела у кроватки сына и напевала ему что-то едва слышно. Она выглядела удивительно спокойно; даже улыбнулась мужу… но это была чужая улыбка — холодная и формальная.
— Почему не ешь? — спросил он с порога.
— Не хочется… — ответила она спокойно, даже не взглянув на него.
Он ещё немного постоял у двери в нерешительности, потом развернулся и ушёл смотреть телевизор в гостиную.
В ту ночь Марьяна поняла: их брак завершился окончательно. Не громкой ссорой или скандалом — а этим равнодушным «дела поважнее были». Она ясно видела впереди долгие годы под одной крышей без тепла или близости… Но страха больше не было внутри неё. Она смотрела на спящего Матвея – своё маленькое чудо – и понимала: теперь она уже не одна. Её настоящая семья – вот она перед ней – сопит носиком во сне рядом с ней в кроватке… Всё остальное потеряло значение.
Первые недели дома стали для Марьяны погружением в совершенно новый мир – тяжёлый и непривычный: без отдыха или сна; без времени пожалеть себя или остановиться хоть на минуту. Её жизнь превратилась в бесконечную череду кормлений, смены пелёнок, стирки вещей и пронзительного плача малыша днём и ночью без перерыва. Маленький Матвей оказался очень беспокойным ребёнком – плохо спал по ночам из-за колик; единственное место на свете, где он мог успокоиться – это были мамины руки…
