Поступить в колледж и поскорее уехать отсюда — вот что казалось ей единственным выходом. Всё равно в этом доме она была чужой, и каждый день ей напоминали, что она здесь лишняя. Не то что Вероника — та вызывала только умиление и восторг…
— Да с этой Вероники хоть икону пиши, — тихо злилась София. И всё же, несмотря на обиду, к пятилетней сестрёнке она не чувствовала неприязни. София была достаточно разумной, чтобы понимать: девочка ни в чём не виновата. Просто ей повезло родиться при других обстоятельствах и от другого мужчины…
— А твой отец — никчемный! — частенько бросала Лариса дочери.
«Твой отец…» — для матери это выражение давно стало чем-то вроде проклятия, будто именно он был источником всех несчастий их семьи — даже тех, которые ещё не случились.
Став студенткой колледжа, София переехала в общежитие. Мать с отчимом вздохнули с облегчением: наконец-то избавились от обузы. Лариса решила, что свой материнский долг выполнила сполна. Она отправляла дочери ровно четыре тысячи гривен ежемесячно — по её мнению, этого было вполне достаточно.
На деле же Софии этих денег катастрофически не хватало: её стипендия едва дотягивала до тысячи гривен. В какой-то момент отчаяние взяло верх, и девушка решилась на рискованный шаг. Когда начались зимние каникулы, она направилась к своему биологическому отцу.
Дом больше не казался ей родным местом — это стало ясно ещё в ноябре, когда она приехала на пару дней на праздник и столкнулась с холодным приёмом. Мать закатила глаза к потолку и раздражённо сообщила:
— Ты как раз вовремя… Мы с Вероникой и Сергеем собирались весь день провести в парке аттракционов.
— Ну раз уж пришла — сиди тут одна! — буркнула она напоследок.
Через минуту вся троица собралась и вышла за дверь.
София подумала тогда: интересно, сколько они собираются потратить сегодня в парке? Явно больше четырёх тысяч гривен — той суммы, которую мать считает достаточной для жизни студентки. Слёзы подступили сами собой… Девушка вернулась в общежитие и твёрдо решила: на новогодние праздники домой больше ни ногой. Если честно, возвращаться туда вообще больше не хотелось никогда…
— Хочу хотя бы взглянуть ему в глаза… Тому самому человеку из-за которого я всю жизнь мучаюсь… — шептала себе София по дороге к отцу. До него было рукой подать: всего сорок минут электричкой.
Адрес у неё был давно: когда-то мать написала его на клочке бумаги после того как дочь поинтересовалась местонахождением родителя.
— Можешь съездить к этому ничтожеству сама да убедиться: ты ему безразлична! Судя по алиментам — он еле-еле сводит концы с концами! — процедила сквозь зубы Лариса тогда. — Хотя кто знает… Может уже спился или куда переехал…
Но Богдан оказался вполне живым и трезвым человеком. Когда он открыл дверь своей квартиры и увидел перед собой дочь, удивление было неподдельным. Он пригласил девушку пройти внутрь; разговор продолжился уже за закрытой дверью комнаты.
Богдан сразу отметил её болезненную худобу:
— Что ж ты такая бледная? Тебя там совсем не кормят? — спросил он осторожно.
София лишь неопределённо пожала плечами и продолжала внимательно смотреть на него изучающим взглядом (Богдан даже слегка поёжился под этим пристальным наблюдением).
Никаких признаков алкоголя или запущенности у него она не заметила: напротив, выглядел он опрятно – чисто выбритый, аккуратно постриженный; а в его однокомнатной квартире царил порядок.
— Как думаешь… можно ли прожить на пять тысяч гривен? — вдруг спросила девушка дрожащим голосом от волнения. Ей было слишком тяжело – усталость накопилась за годы борьбы со всем миром…
Она прикрыла лицо ладонями и расплакалась навзрыд.
В этот момент хлопнула входная дверь – из коридора донёсся женский голос:
— Купила хлеба да молока… Рыбку только забыла взять… Завтра тогда… Кто это тут плачет? Богдан? Что случилось?
В комнату вошла пожилая женщина неторопливой походкой; увидев заплаканную девушку – всплеснула руками:
— Доченька моя милая! Что ж ты так убиваешься? Богдан! Кто это?
Спустя полчаса София уже сидела на кухне – умытая, с покрасневшим носом и опухшими глазами – пила горячий чай с печеньем и рассказывала о своей жизни…
