«Ты поступаешь не по совести, Кристина,» — произнесла я, глядя на жену сына с отстранённым выражением, будто наблюдая за сценой со стороны. Передо мной стояла холодная, словно мраморная статуя — идеальная кандидатка на звание «Образцовая невестка», и в этом конкурсе ей бы без колебаний отдали первое место. Годами она мастерски обрывала каждую ниточку, связывавшую Назара со мной.
А я, наивная, продолжала поддерживать их финансово. «Довольно,» — сказала я резко, и в моём голосе впервые прозвучала твёрдая решимость. «Больше ни копейки вы от меня не получите.» «Ещё вспомнишь мои слова,» — процедила она сквозь зубы, схватив сумочку. «Пошли, Назар.» Он замялся у двери, переминаясь с ноги на ногу. «Мам, ну зачем всё это? Может, можно как-то спокойно договориться?» «Конечно можно,» — ответила я спокойно. «Но не через давление и упрёки. А по-человечески — когда взрослые дети не становятся обузой для пожилой матери и относятся к ней с уважением.»
Он кивнул молча — будто только сейчас осознал всю серьёзность происходящего. Кристина тут же исчезла в прихожей; дверь за ней захлопнулась так громко, что с полки упала фарфоровая уточка. Но слёз у меня не было. Я стояла неподвижно и думала: «Вот оно — дно достигнуто окончательно.» Сын подчинился воле своей жены.
Позже вечером пришло уведомление: кто-то отметил меня в публикации. Зайдя в «Одноклассники»…
Конечно же, Кристина уже успела разразиться гневной тирадой о том, как её бедную и беззащитную несправедливо обидели; как свекровь в преклонном возрасте утратила разум и бросила сына в трудный момент. В комментариях — десятки откликов: кто-то сочувствовал ей искренне, кто-то пытался призвать к примирению с матерью Назара; а некоторые из общих знакомых писали прямо: «Ну Леся даёт!» И это при том, что никто даже не попытался разобраться в сути конфликта.
Некоторые промолчали — но отметки о прочтении стояли под каждым именем родственников.
Только моя младшая сестра Марта позвонила первой. «Леся… Это совсем на тебя не похоже. Расскажи толком: что у вас случилось?» Я поведала ей всё откровенно и спокойно — без слёз и истерик. Она помолчала немного и потом сказала: «Я ведь сразу говорила: Кристина скользкая… Как змея! С виду вся такая правильная да воспитанная… А внутри одна лишь гниль! А твой сынок… Ну что взять с этих мужчин? Если уж их однажды сломили – то до конца добьют! Не понимаю только – как он этого сам не видит? Любовь ведь зла – полюбишь хоть черта лысого! Такие женщины затягивают в свои сети именно тем самым ощущением покоя… Пока полностью тебя под себя не подомнут – даже воздух контролировать начинают.»
Её слова долго звенели у меня в голове эхом. Я бродила по дому: собирала грязные вещи для стирки, протирала пыль на подоконниках… И всё повторяла про себя: «Ощущение покоя…» Ведь именно этим последние годы моей жизни были заполнены до краёв – молчанием ради мира в семье… терпением… попытками сгладить острые углы… А результат? Я оказалась никому ненужной… И ещё виноватой осталась.
Однажды я поднялась на чердак – словно археолог среди пыльных развалин прошлого. В старых коробках под толстым слоем пыли хранились мои личные сокровища.
Я осторожно протёрла фотографии, открытки и пожелтевшие письма из тех времён… когда мы с сыном делились мыслями через бумагу – задушевно и тепло – а не обменивались сухими смайликами через мессенджеры.
Разложив всё это прямо на полу чердака, я пыталась восстановить цепочку воспоминаний… Вот он период почти ежедневных звонков… воскресные ужины… те вечера, когда Назар приходил ко мне вместе с Кристиной…
Холодная, словно мартовский лёд…
