София Лысенко вошла в здание суда. Тяжелые двери будто отрезали её от того зыбкого мира, где она с дочерью ещё могла дышать свободно. Сегодня проходило очередное заседание, и с каждым разом уверенность в благополучном исходе таяла. Иван Мартыненко, её бывший супруг, уже находился в зале.
В помещении было душно и тесно. София Лысенко незаметно перевела взгляд на Дарину Коваленко, сидевшую рядом с адвокатом. Девочка старалась держаться стойко. Вошла судья — все присутствующие поднялись. «Рассматривается дело об определении места жительства несовершеннолетней Дарины Коваленко», — прозвучал голос судьи. Иван Мартыненко тут же начал наступление. Его выступление было выверено до мелочей.
Каждое слово звучало точно и продуманно. «Ваша честь», — произнёс он, глядя на судью с притворной тревогой, — «я глубоко обеспокоен судьбой своей дочери. София Лысенко не может обеспечить ей надлежащие условия для жизни: у неё нет стабильного заработка, она постоянно меняет работу. Дарина живёт в нашей старой квартире без нормального питания и возможности развиваться».
Это была откровенная ложь — наглая и жестокая. София трудилась на двух работах, чтобы дочь ни в чём не нуждалась. Да, жили они скромно, но девочка никогда не оставалась голодной и всегда чувствовала материнскую любовь и заботу. Однако Иван Мартыненко продолжал давить: он предъявил фотографии их прежнего жилья — сделанные вскоре после развода, когда София переживала тяжёлый период.
На снимках были запечатлены пустые полки, старая мебель и облупленные стены. Он ловко играл на чувствах присутствующих, рисуя образ женщины, неспособной позаботиться о ребёнке. Затем он перешёл к медицинским документам: старые выписки из больницы после лечения Софии от депрессии он представил как доказательство её нестабильного психического состояния.
«Ваша честь», — продолжал он уверенно и напористо, — «я убеждён: Дарине будет лучше со мной. Я могу предоставить ей всё необходимое: уютный дом, достойное образование и качественную медицинскую помощь. У меня стабильный доход и возможность обеспечить ей счастливое будущее». София хотела возразить — но слова застряли в горле.
Адвокат выглядел растерянным; он нервно теребил галстук и исподлобья смотрел на Ивана Мартыненко с явным смущением.
«София Лысенко, вы хотите что-то добавить?» — спросила судья. Женщина прокашлялась и попыталась собраться с мыслями: «Ваша честь… всё это неправда», — произнесла она дрожащим голосом. — «Я люблю свою дочь всем сердцем и делаю всё возможное ради её счастья… Сейчас нам трудно… но я работаю… я стараюсь… я никогда не оставлю Дарину».
Но сказанное прозвучало неубедительно — словно оправдания виноватой стороны. Неуверенность матери лишь усиливала позиции Ивана Мартыненко.
«Ваша честь», — перебил он хладнокровно, — «София даже не может организовать нормальное питание для ребёнка! Ника постоянно жалуется на нехватку еды! Я считаю недопустимым держать девочку в таких условиях».
Сердце у Софии болезненно сжалось от этих слов: это была самая подлая ложь из всех возможных! Ника никогда не жаловалась на еду! Она сама себе во всём отказывала ради дочери! Женщина посмотрела на девочку: та сидела молча с опущенной головой; по щекам текли слёзы.
Софию пронзило чувство вины: она позволила Ивану унизить их перед всеми.
«Это неправда!» – сказала она уже твёрже прежнего.– «Ника никогда не голодала! Я люблю свою дочь – а она любит меня! Мы вместе справимся со всеми трудностями!» Но Иван лишь усмехнулся:
«Любовь – это прекрасно», – бросил он холодно.– «Но для нормальной жизни нужны деньги – а у Софии их нет». Женщина замолчала: ведь он был прав – этот мир подчиняется деньгам…
А у Ивана они были.
Судья внимательно наблюдала за происходящим; выражение её лица оставалось бесстрастным – ни сочувствия, ни осуждения там не читалось… Просто работа…
«Суд удаляется для вынесения решения», – объявила она наконец; все поднялись со своих мест.
София вышла из зала словно выжатая досуха… Её охватило чувство опустошения… бессилия… унижения…
Дочь бросилась к ней навстречу:
— Мама… пожалуйста… не плачь…
Она крепко обняла девочку в ответ… удерживая слёзы внутри… Она знала одно: сломаться нельзя… нужно бороться за Дарину несмотря ни на что…
Они вернулись домой молча… Голова Софии была опущена…
