— У меня?! — Оксана была на грани слёз. — Вы хоть представляете, сколько я тружусь? Сколько часов сверхурочной работы, сколько переживаний? Эти деньги мне достаются нелегко! А вы просто берёте их, словно они ничего не значат!
В этот момент дверь распахнулась, и вошёл Богдан. Он сразу почувствовал напряжённую атмосферу.
— Что случилось?
Оксана молча передала ему планшет. Богдан взглянул на экран, и выражение его лица стремительно менялось: сначала удивление, затем потрясение, а после — боль.
— Мам… это правда?
Ганна опустила глаза и молчала.
— Мам, я тебя спрашиваю — это сделала ты?
— Да… — едва слышно прошептала она. — Я хотела купить шубу… Думала, Оксана не заметит. У неё ведь столько всего…
— Ты правда думаешь, что я не замечаю, как твоя мама у меня ворует? — голос Оксаны звучал измождённо и с горечью. — Я уже две недели знаю об этом. Надеялась ошибиться. Каждый день пересматривала записи с камер и всё ещё сомневалась. Но вчера пропала половина моей премии…
— Оксана, прости меня… пожалуйста… — Богдан подошёл к жене, но она отстранилась от него.
— Я не тебя виню, Богдан. Но я не могу жить в доме, где у меня крадут вещи. Не могу каждое утро просыпаться с тревогой за свою сумку в прихожей.
— Я всё верну! До последней гривны! — вскочила Ганна.
— Дело вовсе не в деньгах! — Оксана больше не могла сдерживаться: по её щекам потекли слёзы. — Речь о доверии! Вы же мать Богдана… Мы должны быть одной семьёй! А вы… Как вы могли так поступить?
Воцарилась гнетущая тишина. Ганна тихо плакала за столом, спрятав лицо в ладонях. Богдан стоял посреди кухни растерянный: он не знал ни к кому подойти первым, ни как облегчить боль хотя бы одному из близких людей.
— Мы съедем отсюда… — наконец сказала Оксана ровным голосом. — Снимем жильё отдельно. На ипотеку пока средств нет, но оставаться здесь я больше не смогу.
— Оксаночка… давай подумаем ещё раз… — начал было Богдан.
— Я уже всё обдумала. Две недели думала об этом каждый день… — Она вытерла слёзы рукой и направилась к выходу из кухни: ей нужно было собирать вещи.
Богдан задержался на мгновение: посмотрел на мать долгим взглядом полным боли и разочарования; потом пошёл за женой.
Ганна осталась одна в кухне среди недоваренного ужина и недорезанного лука на разделочной доске. В плите остывала кастрюля с супом; а в комоде лежали пятьдесят восемь тысяч гривен в коробке из-под обуви – почти вся сумма за шубу. Но теперь эти деньги казались ей чужими и грязными – ненужными никому.
На следующий день молодые начали собирать вещи без слов – спокойно и сосредоточенно. Ганна пыталась заговорить с ними снова: просила прощения шёпотом или взглядом – но Оксана будто её не слышала; а Богдан лишь качал головой без слов.
Перед самым уходом Оксана подошла к свекрови вплотную: лицо её было утомлённым от бессонной ночи; глаза покраснели от слёз.
— Я не стану писать заявление в полицию… ради Богдана… Но мы больше сюда не вернёмся… Считайте это платой за вашу шубу… И за одиночество впридачу…
Они ушли вместе с последними коробками вещей. Квартира опустела – стала непривычно просторной и гулкой от тишины. Ганна бродила по комнатам одна; каждый шаг отдавался эхом по пустым стенам.
На столе в спальне осталась записка от сына: «Мамочка, мы не требуем вернуть эти деньги. Купи себе шубу… Когда всё уляжется – позвони».
Ганна взяла купюры в руки и долго смотрела на них неподвижно… Потом подошла к окну: во дворе молодые грузили последние сумки в такси; Оксана обняла мужа – он поцеловал её лоб бережно… Они выглядели уставшими после бессонной ночи – но были вместе: как единое целое против всего мира вокруг них…
Машина тронулась с места и скрылась за углом дома…
Ганна осталась стоять у окна одна – сжимая деньги в руке до боли в пальцах…
На шубу этих денег хватало сполна…
Но носить её теперь было бы незачем…
И хвастаться перед кем-то стало бессмысленно…
Подруги во дворе никогда так и не узнают настоящую цену этой шубы…
А она будет помнить её всегда…
